— Господи, господи! — повторял он, хоть был неверующим. Вадим стащил пальто и натянул на мальчика, заткнув края ему за спину. Ковыляя, бросился к дому.
— Нож! — заорал, открыв дверь в квартиру. — Быстрее!
Перепуганная Алёна выскочила из кухни и протянула ему хлебный нож с крупными зазубринами. Вадим посмотрел на него и махнул рукой. С ножом, оскальзываясь на льду, он выскочил на улицу. Перед привязанным ребёнком стояли два бомжа. Один стаскивал с него пальто Вадима. Второй кричал: «Ну что он там? Очухался?»
Вадим, не раздумывая огрел палкой по голове того, кто пытался стянуть его пальто.
— Отошли оба! — закричал он.
Бомжи опасливо оглянулись. Один, болезненно морщась, потирал ушибленную макушку. Больная нога подвела, и удар вышел слабым. Он выставил палку, как шпагу, и её подрагивающий конец вызвал у бомжей ехидные улыбки.
— Я вызвал полицию, они уже едут. На рудники пойдёте, оба, с тройной ревитализацией! — крикнул он, срывающимся голосом.
Из подъезда выскочила Алёна со скалкой в руке. Другой она прижимала к уху телефон и торопливо проговаривала их адрес.
Я думаю, я сдох. Мне сейчас очень тепло. Наверное, Боженька забрал меня к себе. Я не знаю, кто это. Дядя Боря часто его вспоминает. Говорит, что Боженька его защищает. Может быть, он теперь будет защищать и меня?
Здесь странно пахнет — совсем не так, как в подвале. И тепло тут другое. Оно мягкое и везде, а не как возле трубы: отойдёшь и опять холодно. И лежу я на чём-то очень мягком.
Я слышу, что тут кто-то есть. Только мне страшно открывать глаза. Вдруг это кто-то страшный. Он всхлипывает. Он плачет? Страшные не плачут. Они рычат или бьются, или кусаются. Надо посмотреть, кто это плачет. Это не он… Она говорит: «Бедный ребёнок». Я знаю, кто это! Я открываю глаза.
Виктория Павлова. ШИЛО
Людмила пила коктейль и зорко следила за дверью мужского туалета, куда пять минут назад зашел Пашка. Сегодня они планировали отметить годовщину, но Пашка в последнее время странно себя вел: отвечал на звонки через раз, забывал важные вещи, например, день рождения ее кота, и ни разу не надел рубашку — подарок Людмилы. Модную, между прочим, в полоску. Даже сегодня не надел.
Пашка вышел из туалета и направился к бару. По дороге он вертел головой, не пропуская ни одной девчонки.
«Вот же гад! — поморщилась Людмила. — Неужели меня ему мало? Хотя, что я удивляюсь, он всегда таким был».
Пашка разговорился с барменом. Рядом с ним стояла девчонка с длинными бесцветными патлами. Она повернула голову к Пашке, и тот заржал. Людмила бухнула коктейль на стол. Ну это уже никуда не годится! Кадрит баб прямо у нее под носом!
Оттолкнув какого-то растяпу с дороги, она ринулась к бару.
— Бочковое когда привезут? — спрашивал Пашка у бармена, а патлатая смотрела на Пашку, не отводя глаз.
Людмила схватила ее за волосёнки и со всей силы дернула в сторону. Та заорала, а Пашка отскочил.
— Я тебе, сучка, покажу, как зенки таращить на чужого мужика! — Людмила трепала патлатую, как простыню в тазу и, слушая её крики, ощущала себя справедливой карающей дланью.
Вдруг Людмилу отнесло в сторону, она больно ударилась локтем о стойку бара и чуть не упала.
— Ты чего творишь, психичка?! — Пашка зыркнул на неё и бросился поднимать патлатую с пола.
— Пашечка, ты не виноват, это она тебя соблазнила, я понимаю, — бормотала Людмила, но в шуме и гаме ее вряд ли кто-нибудь услышал. Музыка в баре отошла на второй план, толпа раздвинулась, словно по мановению волшебной палочки. Людмила видела только, как Пашка помогает патлатой встать, и жутко возненавидела всех вокруг. Грудь болела, даже мелькнула мысль, что начинается сердечный приступ. Но это была всего лишь боль от его предательства.
— Ну-ка, пошли отсюда! — Пашка больно схватил ее за локоть и потащил из бара вверх по лестнице.
Людмила пыталась притормозить Пашку, но он тащил ее вдоль дороги, не выпуская локоть, пока они не добежали до машины.
— Ты меня замучила, Люда! И уже в который раз такое! Но сегодня ты вообще!.. Прямо в ударе! Ты больно человеку сделала!
— Человеку?! Да она тварь подзаборная, а не человек!
— Тебе лечиться надо, дура! — заревел Пашка, распахнул дверь машины и запихнул Людмилу внутрь, больно толкнув ее в бок. — И от людей изолировать.
Людмила всю дорогу пыталась объяснить ему, как ей больно, но он словно и не слушал, не хотел ее понять. Молча довез до дома, молча высадил у подъезда и уехал.
Она рыдала всю ночь, пытаясь понять, чем патлатая лучше неё.