Ленин, безусловно бывший проповедником доктрины европейского социализма, оказался в плену раскрученной по — средневековому, по — ази — атски революционной стихии — смуты.
Декреты о мире и земле представляли собой не столько политические акты, сколько сакральную самопрезентацию новой, советской власти.
«Большевизм — это вовсе не грандиозный исторический обман. А достаточно обычный для XX в. самообман, который стал источником не преодоленного до сих пор иллюзорного исторического сознания. Лидеры большевизма, путая временную конъюнктуру с ведущей тенденцией, полагали, что идут столбовой дорогой человечества, а тем временем загоняли Россию в тупик имперской автаркии и государственного индустриализма архаичнейшего типа».
«Надеясь на самый «передовой» и высокоморальный класс, на деле большевики идейно вооружили маргиналов и социальных аутсайдеров».
«...Полагая, что «пробуждают разум» наиболее сознательной, но малочисленной части общества, большевики на деле высвободили под — сознание традиционалистской и численно преобладающей части населения»36.
Значительными вехами в новых историографических поисках стали
2 - 6858 некоторые конференции и сборники статей 37. В вышедших по материалам конференций сборниках вырисовывается новая проблематика, не характерная для советской историографии. Это прежде всего социально — психологический, террористический, общинно — крестьянский, социокультурный, религиозный, этнический аспекты революции и гражданской войны. В числе инновационных сюжетов фигурировали такие, как, например, обобщенные социальные портреты, психология «человека с ружьем», революция как способ реализации личного интереса, общинная революция. Появились статьи и первые монографии, посвященные повседневной жизни народа38, крестьянской ментальности39, погромной стихии народного бунтарства40.
Но становление современной историографии революционного процесса в первые десятилетия XX века не сводимо к методологическому плюрализму, новой проблематике и введению в научный оборот рассекреченных архивных материалов. Наряду со всеми этими явлениями идет критический пересмотр накопленного исследователями фактиче — ского материала, что позволяет возвращаться к «исписанным», казалось, темам. И вроде бы отработанные сюжеты — такие, например, как Учредительное собрание — правомерно становятся предметом новых исследований, углубляющих представления о рассматриваемых событиях41. Происходит также уточнение и новое объяснение отдельных фактов. Так, например, С.В. Леонов обратил внимание на то, что ликви —дация Петроградского ВРК 5 декабря 1917 г. почти совпала во времени с созданием ВЧК, спустя два дня, 7 декабря. Основная причина передачи ВЧК функций борьбы с контрреволюцией и саботажем, доказывает историк, это стремление большевиков разделаться с политическими противниками, в частности, избавиться от входивших в ВРК левых эсеров. ВЧК рассматривалась Лениным как орудие партии также в связи с организацией контроля над буржуазией и государственными служащими и подготовки введения всеобщей трудовой повинности42.
Происходило переосмысление истории гражданской войны43. Главным достижением этой историографии стал отход от одностороннего изображения событий гражданской войны, чем грешили и советские историки и их оппоненты — эмигранты44. История «белого движения» перестала быть «белым пятном» для российского читателя45. Благодаря активной разработке вопроса о позиции и поведении крестьянства в годы гражданской войны выяснилась его роль как самостоятельной силы и как одного из факторов, решивших исход братоубийственных сражений. В работах Т.В. Осиповой показано, что основная масса крестьянства не желала участвовать в борьбе партий и в гражданской войне, но вынуждена была поддерживать то одну, то другую сторону в их противостоянии. Крестьянское сопротивление большевистской власти привело Ленина к отказу от крайностей военного коммунизма46.
Экономическая политика большевистской власти в годы гражданской войны, известная под названием военного коммунизма, ее метаморфо — зы и результаты были подвергнуты критическому анализу С.А. Пав — люченковым. Автор полагает,что военный коммунизм есть по существу государственно — партийное насилие — безальтернативный для большевиков способ достичь свои цели (утопические в идеологическом отношении и сиюминутные прагматические, обусловленные разрухой и голодом в период гражданской войны)47.