На этом статью можно было и закончить. Но в последний момент, после «1001–го» предупреждения В.Толстых о срыве всех сроков, я наткнулся на замечательную мысль Энгельса о том, что нравственное сознание масс может уловить такие процессы, происходящие в жизни, которые еще не успела заметить и оценить современная наука. «…Что неверно в формально — экономическом смысле, — может быть верно во всемирно — историческом смысле. Если нравственное сознание массы объявляет какой — либо факт несправедливым, как в свое время рабство или барщину, то это есть доказательство того, что этот факт сам пережил себя, что появились другие экономические факты, в силу которых он стал невыносимым и несохранимым. Позади формальной экономической неправды может быть, следовательно, скрыто истинное экономическое содержание».
Меня всегда поражала способность тех, кого снисходительно называют «простыми людьми», находить точные оценки и определения для достаточно сложных явлений. И сталкиваться с этим приходилось многократно. В частности, именно в те годы среди «критически мыслящих» интеллектуалов любили порассуждать о том, что же представляет из себя на деле так называемая социалистическая собственность, о формальном характере обобществления, об «отчуждении» и прочих философских категориях… А народ давно уже нашел свое определение — «казенная». И в этом нехитром словечке было больше реального политэкономического смысла, чем во многих мудрствованиях титулованных специалистов.
Нынче некоторые наши демократические лидеры, видимо, из тех, кто все еще стесняется называть вслух народ «быдлом», вцепились в тютчевскую строку — «Умом Россию не понять…». И в самом деле — вчера еще были всеобщими кумирами, а сегодня любые выборы приносят лишь публичный срам.
Но что же здесь не понять российскому уму? Разве только что «сытый голодного не разумеет»?! Наоборот, все стало очень понятным. На ниве борьбы за «народную свободу» многие из либеральных вождей позабыли и о народе, и о свободе. Именно в годину народных бедствий они стали людьми состоятельными, владельцами шикарных «мерседесов» и солидной недвижимости. Вот и хватило у народа ума отказать им в доверии. Так и разошлись их пути — дорожки с «электоратом».
Но все это сегодня, а тогда — четверть века назад — цитата Энгельса стала для меня маленькой радостью и я тут же «всадил» ее в текст. Каково же было мое удивление, когда раздался телефонный звонок Эвальда, который сказал, что — если я не возражаю — ему тоже придется воспользоваться данной цитатой. К подобной мысли он, видимо, пришел раньше, но ссылки на высокий авторитет ему не хватало.
Вот так и получилось, что в одном сборнике фрагмент Энгельса прозвучал второй раз, когда в заключении Ильенков сформулировал вывод: ««Нравственное чувство» масс оказывается правым против «строгой науки», не успевшей еще разобраться в сути дела именно потому, что эти массы реально зажаты в тиски противоречия между двумя категориями упрямых фактов. А тут и заключается «суть дела». Иными словами, «нравственное чувство» — гуманистически ориентированное сознание — выражает в данном случае наличие реальной проблемы, которую надо решать и теоретически, и практически, наличие реального противоречия, из которого и надлежит научно искать выход…
Основной нравственный пафос «Капитала» вполне точно выражается тезисом подлинного гуманизма: Человек, живой Человек, а не деньги, не машины, не продукты и не любые формы «вещного богатства», есть высшая ценность, есть создатель — субъект всех «отчужденных» от него форм. Если этот «нравственный» принцип из «Капитала» изъять, объявив ненаучным, то развалится и вся научная логика гениального произведения. В самом деле, можно ли чисто «логически» обосновать тот тезис, что труд человека создает стоимость, а работа осла, хотя бы он и выполнял абсолютно ту же самую работу, никакой новой стоимости не создает?»
О разнице между двумя направлениями общественной мысли, упомянутыми мною, хорошо сказал как — то — принадлежавший тогда к первому направлению — Лен Карпинский: «Мы были «против» — с позиции «за»».
Да, победителями стали пока не они. Да, их можно упрекать в «идеализме», «романтизме». Иронизировать над их «наивностью». Но вспомните образ, выписанный Ильенковым: Дон Кихот и Смердяков…
Об уме, образованности и даже знании иностранных языков нашими нынешними реформаторами мы наслушаны достаточно. Но какой иной оценки, нежели та, которую дал Ильенков, заслуживает тот «глупый ум», который с безукоризненной математической логикой и откровенным цинизмом вверг Великую страну и Великий народ в пучину катастрофы?!
А теперь совсем о другом…
Случилось так, что сначала я познакомился с Олей Салимовой — женой Ильенкова, а уж потом с самим Эвальдом. Поэтому первоначально он как бы постоянно присутствовал в нашей компании в оли — ных рассказах. Один из них хорошо помню…
В 1957 году она впервые выехала за границу. В составе маленькой делегации Академии педагогических наук, почти месяц пробыла в Англии, знакомясь с постановкой работы в школах разных городов. Жили в семьях учителей. Но сверх этого англичане выдали им по 30 фунтов на «карманные расходы».
Каждый вечер, возвращаясь из школ и проходя мимо витрин, наши педагоги мысленно перебирали варианты и составляли списки самого необходимого и в то же время — укладывающегося в 30 фунтов. Жили у нас, как известно, тогда небогато и «дыр», которые надо латать, было не счесть. У Ольги, с тех пор как она сняла фронтовую шинель, главной проблемой была шуба. Вернее, полное отсутствие таковой при достаточно суровых зимах тех лет. И вот, в Лондоне она присмотрела себе роскошную цигейковую шубку — предел мечтаний московских модниц — за 28 английских фунтов…
Но незадолго до отъезда, гуляя с переводчицей по городу, Ольга совершила роковую ошибку — зашла в маленький магазинчик грампластинок. Там она увидела большую коробку с шестью пластинками на 33 оборота и надписью: Дирижер Фуртвенглер. Композитор Вагнер. «Сумерки богов». И цена — те же злополучные 28 фунтов…
Вагнер принадлежал к числу самых любимых композиторов Эвальда. Его пластинок в Москве тогда не было. И хотя переводчица от души причитала, что такие подарки в Соединенном Королевстве делают лишь аристократы аристократам, что это совершенно «излишняя роскошь», покупка состоялась…
Когда в Москве Ольга поставила перед Эвальдом огромную, всю перевитую лентами белую коробку, он ужасно растерялся. Упаковку сняли, он увидел пластинки, взял их в руки, прижал к груди и на его глазах появились слезы…
А потом в дом стали ходить друзья. Первым вместе с Эвальдом прослушали все шесть пластинок выдающийся советский пианист и искусствовед Генрих Нейгауз, его жена и сестра. Потом другие музыканты и приятели — меломаны и философы. А уж потом в Малом зале Консерватории устроили прослушивание для оркестрантов и студентов. И когда оно закончилось, Нейгауз поднялся на сцену и сказал:
— Спасибо жене Ильенкова, которая вместо шубы себе доставила эту радость нам.
А Ольга, рассказывая всю эту историю, плакала сама и говорила:
— Представляете, когда коробку развернули и Эвальд увидел пластинки, он так растерялся, что даже не сказал мне «спасибо»…
Думаю, что если и были у Эвальда Ильенкова в жизни минуты полного счастья, то эта, видимо, была одна из них.
В.В.Ванслов Ильенков: эстетика и жизнь
ВАНСЛОВ Виктор Владимирович — доктор искусствоведения, академик и директор НИИ Российской Академии художеств.
В 1950–58 годах я работал в Институте философии Академии наук СССР сначала в качестве младшего, затем старшего научного сотрудника в секторе эстетики. В начале 1950–х годов обстановка в Институте философии была ужасающая. Это последние годы сталинского правления, когда в философии господствовал самый вульгарный и плоский, при этом догматизированный, марксизм — ленинизм, имеющий мало общего с действительными научными достижениями основоположников этого учения. Стояла задача не развивать науку, а пропагандировать идеологические догмы и прославлять Сталина как вершину философской мысли современности.