— Спасибо за информацию, — сухо поблагодарил Самуэли.
С чувством горечи и гнева повесил он трубку. Какие потери, сколько жертв! А виной всему — предательство одного изменника!
Скрестив руки на груди, Самуэли долго стоял в коридоре возле окна, погруженный в невеселые раздумья. В тот самый день, когда он подавлял в Калоче последние очаги мятежа, здесь, в Будапеште, его набрали членом Центрального Исполнительного Комитета. А в состав нового правительства не ввели. Отныне он входит в Правительственный Совет лишь как председатель чрезвычайного трибунала. Правые реформисты настояли на его отстранении, мотивируя это тем, что у Самуэли, дескать, слишком «твердая рука»… С тех пор прошло всего два дня. И вот сегодня Исполком Советов после вчерашних кровавых событий вынужден провозгласить политику твердой руки! Жизнь целиком подтвердила правильность его позиций. «Если бы не позволяли правым безответственно разглагольствовать о проведении «умеренного курса», — думал он, — а под «умеренностью» понимали они безнаказанность виновных, — не произошло бы вчерашнего путча, и сегодня мы не потеряли бы суда. Не было бы жертв. Твердая рука диктатуры пролетариата могла бы продолжать осуществлять свое дело, соблюдая, конечно, должную умеренность…»
По коридору торопливо прошел сотрудник Наркомата иностранных дел. Он попросил дежурного вызвать из зала заседаний Бела Куна. Самуэли уловил лишь одну фразу Куна, произнесенную громко:
— Передайте, пожалуйста, что идет заседание. Я занят. Освобожусь не раньше ночи. Тогда милости прошу!
Сотрудник наркомата ушел, почти убежал.
— Глава итальянской военной миссии подполковник Романэлли решил заступиться за офицеров, арестованных вчера, — сказал Кун, подходя к Самуэли. — Получил, видите ли, радиограмму с одного из мониторов, что стоят в сербских водах, и на основании ее требует, чтобы мы обращались с командиром минного заградителя «Труд» как с военнопленным. Разве это судно в мятежной флотилии?
Самуэли рассказал Куну о телефонном разговоре с Ласло.
— Ах вот оно что! Этот капитан и есть предатель?! — воскликнул Кун. — Ну и ну! Однако антантовских дипломатов оперативно осведомляют обо всем. И они тут же заступаются за изменников да еще ссылаются на общественное мнение всего западного мира. Когда в свое время мы оказались в тюрьме, тогдашние правители Венгрии лишили нас самых элементарных прав, предоставляемых политическим заключенным. А от нас, как видите… требуют, чтобы мы обращались с контрреволюционерами, как с военнопленными. Замысел их понять нетрудно: военнопленного, согласно нормам международного права, нельзя казнить, нельзя заключить в тюрьму, а если он к тому же и офицер, ему выплачивают и жалованье. Хитрецы! Ну что ж, сессия Исполкома даст ответ на этот демарш представителя Антанты. Кстати, каково ваше мнение о моем предложении?
— Я одобряю… Может, только вам не следовало бы самому вносить проект. Вы еще объединяете как-то правительство, и подобная инициатива осложнит ваше положение. И в международном плане затруднит вашу деятельность. Короче, вы можете оказаться в таком же положении, как и я. Так что, пожалуй, целесообразнее было бы выступить с этим предложением мне.
Кун ничего не ответил Самуэли и только крепко сжал его руку.
Глава четвертая
Человек
Мы не заметили, что клевета на Тибора и распространение о нем сплетен были средством и методом классовой борьбы буржуазии.
Паровоз дал гудок. Хлопнула вагонная дверь — это вернулся патруль, выходивший на каждой станции. Пульмановский вагон мерно покачивался.
Перед глазами Самуэли промелькнул фасад станционного здания. В темноте он скорее угадал, чем различил название: «Д-о-р-о-г». «Вот и еще одну станцию миновали, скоро прибудем в Нергешуйфалу!» — подумал Тибор. Поезд набирал скорость. Нарком в одной гимнастерке стоял у открытого окна, но, почувствовав вдруг легкий озноб, отошел, застегнул ворот.
На станции Нергешуйфалу Йолан сойдет, а Самуэли поедет дальше, в Шопрон, «выяснять обстановку» в городе и области. Так предписала директория революционного Правительственного Совета. Оно, конечно, выяснить обстановку никогда нелишне. Но комиссар Правительственного Совета в Шопроне Шандор Кельнер сегодня прислал телефонограмму: «У нас порядок и спокойствие». И если уж он сообщил столь лаконично и определенно, значит, и в самом деле в тех местах все спокойно и выяснять там, собственно, нечего.
На Чепельском металлургическом комбинате, на вагоностроительном заводе «Ганц» и на других предприятиях совещания коммунистов но поводу предстоящего создания самостоятельной партии прошли успешно. Проводились они конспиративно, и все-таки после первых же совещаний правые насторожились; с чего это Тибор Самуэли вдруг зачастил на предприятия? Чтобы усыпить их подозрения, Тибору пришлось немедленно устраниться от этого дела. «Ну вот я и лишен возможности помочь делу воссоздания партии, — с грустью думал он. — Дали другое задание: проверить, как организован летний отдых детей в окрестностях Шиофока — на берегу озера Балатон.