Слово «апокалипсис» было для солдат таким же труднопроизносимым и малопонятным, как «буржуазия», «империализм», и охотников слушать его находилось немного. Но, окончив свои пророчества, учитель затягивал псалмы, и это привлекало солдат.
Молитвенное, благолепное пение успокаивало, одурманивало, действовало как наркоз, помогая забыть на какое-то время щемящую тоску по родине, холод чужой земли, лишения.
Постепенно Циммерману удалось даже сколотить небольшой хор. Певчие ходили по лесу, среди рабочих-лесорубов, а по вечерам — возле бараков и распевали псалмы.
В последнее время Циммерман до того обнаглел, что во время митингов, едва ораторы заводили разговор на острые политические темы, давал знак и хор затягивал псалом «Верую в тебя, Господи», заглушая голоса выступавших. Если возмущенные солдаты бросались на них с кулаками, Циммерман, воздев руки к небу и вращая белками, начинал истошно восклицать:
— Кто посмеет поднять руку на слуг господних, того бог покарает и не даст вернуться домой!
И солдаты под действием этой угрозы отступали.
Кружок поручил Самуэли поговорить с Циммерманом — все-таки он его бывший ученик. Тибор сделал попытку.
Улучив момент, когда старик устроился на поваленном дереве, в сторонке от лесорубов, Тибор подошел к нему и заговорил вежливо и дружелюбно.
— Господин учитель! Вы хотите добыть счастье для народа, уповая на божью милость, а мы верим только в свои силы. Так не будем мешать друг другу. Время покажет, чей путь вернее.
— Не ваш, ни в коем случае не ваш, чурба-аны! — брызжа слюной, взвизгнул Циммерман.
— Вы опять за свое, господин учитель! Или мало вам пришлось в жизни испытать унижений и несправедливости?
— Я должен пройти через страдания, дабы возвыситься. Так создан мир.
— Но почему так? Почему должны страдать именно те, кто трудом своим добывает материальные и духовные блага? Поверьте, господин учитель, революция высоко оценит людей, создающих духовные ценности…
— Долбите одно и то же… Хотите всех низвести до положения рабочей скотины! Думаешь, есть хоть один образованный человек, которому это не омерзительно? Чурба-ан!
— Значит вы, господин учитель, презираете тех, кого собираете вокруг себя? Это же простые люди, труженики…
Глазки Циммермана сузились, он выхватил из кармана библию и, послюнив палец, принялся нервно ее листать. Острым ногтем он подчеркнул одну строку, ткнул библию Тибору:
— Читай! «Клеветник срывает покров с тайны, а преданный душою хранит в тайне содеянное». То, что вы, социалисты, обнажаете, я сокрываю верой!
Старик вскочил, круто повернулся на каблуке и, гордо закинув голову, пошел прочь.
Однако вскоре неприятности из-за учителя показались сущей безделицей по сравнению с тем, что обрушилось на кружок социалистов.
О том, что случилось, они узнали в самый разгар лета. Был полдень. Пленные нежились на солнце возле сваленных, но еще не распиленных деревьев. Члены лагерного революционного комитета, как обычно, собрались на опушке леса обсудить план работы на следующую неделю. Взглянув вниз, Тибор увидел на дороге всадника. Он скакал по извилистой тропинке к месту порубки, и Тибор, к удивлению своему, узнал большевика Мусу. «Что привело его в этот неурочный час?» — с беспокойством подумал Тибор.
Лицо Мусы, покрытое густым слоем пыли, изборожденное струйками лота, выражало тревогу. Соскочив с коня, он быстро заговорил:
— Из столицы пришли дурные вести! В Петрограде состоялась мощная демонстрация против правительства Керенского. «Революционное» правительство приказало расстрелять демонстрантов. Партия большевиков запрещена и ушла в подполье. Я прискакал предупредить вас, — четко, по-военному, словно докладывая об исполнении приказа, говорил Муса. — Будьте осторожны! Я к вам больше приезжать не буду. Так решила городская организация…
Он назвал фамилию солдата из охраны, через которого поддерживалась связь с партийной организацией, ушедшей в подполье.
— Ничего, все к лучшему, — в заключение сказал Муса. Теперь люди поняли, кто такой Керенский и его шайка-лейка. Ну, прощайте, други! До встречи после победы пролетарской революции!
Тотчас же созвали собрание кружка. Пригласили и Винермана. Все понимали, что, находясь в лагере, они не могут уйти в подполье. Не сегодня-завтра их арестуют или раскидают по другим лагерям. Нужно позаботиться о том, чтобы товарищи продолжали работу.