И вот эти «простые» рабочие люди, которых он всегда любил, лежат в грязи… Он рассмеялся горько и на этот раз громко.
Новобранец, который лежал рядом с ним, тоже засмеялся. Смех перекинулся дальше, словно огонь по вязанке хвороста, и вот уже смеялось все отделение. Но раздался очередной взрыв — и хохот оборвался. Кто-то резко вскрикнул, застонал. Чуть приподняв голову, Тибор посмотрел в ту сторону, откуда раздался стон. Там сидел солдат, тупо уставившись на свою развороченную осколком руку. Он залетел сюда, несмотря на защитную земляную насыпь. Всем своим видом солдат, казалось, говорил: «Да, мне больно, очень больно, но этого не может быть, что я ранен: ведь мы же на учении». К раненому подполз фельдфебель и пригнул его к земле.
— Или мало тебе? Хочешь в грудь осколок?
— Мне бы назад… — неуверенно пробормотал солдат.
— Сейчас нельзя! Господин капитан рукой машут, дают знать, так твою так… Нельзя на фронте раненому сразу назад ползти. Разве уж если… Вот черт бы тебя побрал!
В разговор дерзко вмешался цыган Балог.
— Фронт — дело другое. Там у каждого перевязочный пакет! Зачем он но может вернуться? Пушка через четыре минуты бьет, он успеет. Пусть господни капитан телефонит на батарею и велит перестать! Или не видит, покалеченный есть?
Последние слова цыгана взбесили Тиру.
— Заткни, паскуда, хайло! Господин капитан приказали — значит, так надо. Не твоего ума дело.
Позади стрелковой цепи показались санитары. Они подползали к раненому, волоча за собою носилки. Видно, начальство решило воспользоваться случаем и потренировать санитаров.
Снова прогремел взрыв, и в ту же минуту одного из солдат сразило наповал… Тревожный ропот прокатился по цепи.
То ли наводчик уменьшил прицел, то ли еще по какой причине, но получился недолет, и снаряд врезался в гребень дамбы. Крупный осколок, словно косой, срезал голову солдату 1-го взвода. Осколками помельче были ранены еще трое.
Тем временем санитары успели кое-как перевязать первого раненого и уложили его на носилки. И надо сказать — во-время, потому что, услышав о гибели товарища, бедняга потерял сознание. У нескольких солдат от испуга началась рвота.
Фельдфебель, обливаясь потом, переползал от солдата к солдату и в бешенстве цедил сквозь зубы:
— Скоты! Уберите блевотину, пока господин капитан не заметили!
— Ауф![2] — прозвучала команда.
Солдаты вскочили и бросились было к убитому, но их остановил окрик:
— Стой! Команды «Разойдись!» не было!
Не удостоив раненых даже взглядом, Мацаши подошел к убитому и, вытянувшись, приложил руку к козырьку.
— Вот настоящий герой! Прикажу похоронить на лафете! — с деланной торжественностью произнес капитан.
По рядам новобранцев опять прокатился приглушенный ропот. Но капитан сделал вид, будто ничего не заметил, и, зажав под мышкой эфес шашки, быстро зашагал прочь.
Кое-кто тешил себя мыслью: капитан отправится к артиллеристам, чтобы привлечь к ответу виновных. А сержант Новак даже утверждал, что Мацаши вызовет на дуэль артиллерийского офицера.
Санитары пронесли на носилках очнувшегося уже раненого. Не скрывая своей радости, он помахал рукой товарищам:
— Постарайтесь уцелеть, братцы! Кажется, мне повезло! Месяца на два — в лазарет, а там, глядишь, отпуск дадут…
Сержант Новак, один из «вояк-энтузиастов», так солдаты иронически называли добровольцев, смачно выругался:
— У… филон! Прохиндей!
Возвещая конец учений, протрубил горн.
— Ну, капрал-вольноопределяющийся, по нутру пришлись учения? — спросил Тибора Андраш Тира, когда взвод возвращался в расположение части.
Тибор взглянул в грязное, потное лицо фельдфебеля и твердо ответил:
— Совсем не по нутру.
Андраш Тира наклонил голову.
— Мне тоже… — и добавил, пытаясь изобразить на лице улыбку: — Зато, глядя на вас, я натешился. Ползаете на брюхе вместо с нами! Не устраивает, значит, вас офицерское звание?
— Нет.
— Отчего же?
Тибор пожал плечами.
— Не надо было умничать в офицерской школе, — угрюмо продолжал Тира. — Докритиковались — вылетели! Теперь узнаете, почем фунт солдатского лиха…
Тибор бросил удивленный взгляд на бывалого фельдфебеля.
— Не мог иначе, — негромко сказал он. — Офицерское звание мне ни к чему, как и война вообще. Вести людей в пекло? Нет уж, увольте!