С чем вас и поздравляю, — язвительно сказал Фехер.
Полковому адъютанту ничего не оставалось делать, как вскочить на коня и поспешить в батальон. Однако полковнику показался недостаточно резвым аллюр капитанского коня. Прицелившись, он выстрелил из пистолета, пуля легла точно между копытами. Напуганная лошадь Герцога заржала и понеслась вскачь.
«Не иначе, спятил наш полковник», — решил Герцог, едва удержавшись в седле. Он вообще решительно отказывался понимать, что здесь происходит. Капитан Лайтош заверял его: Фехер принял командование полком с целью саботажа. «Блестящая возможность докончить с Самуэли и его особым отрядом!» — восторгался Лайтош, заранее предвкушая радость, которую ему доставит весть об их гибели. Конечно же Фехер воспользуется представившейся возможностью! Этот человек не остановится ни перед чем… Надо объясниться с полковником, поговорить начистоту. Только не здесь, а где-нибудь подальше от бдительного ока Самуэли и его вездесущих молодцов. Но когда? Время идет. Что подумают капитан Лайтош и господа офицеры?
Оттеснив противника к селу, красные добивали разрозненные группы. Мятежники отстреливались из-за деревьев, стогов, с крыш. Сопротивлялись они больше из показного удальства — чтобы доказать всем родичам в деревне свою храбрость. (Здесь ведь вся деревня в родстве: кто брат, кто сват или кум! Одни белые, другие красные… «Свояку Кёрменди даже глотка воздуха не дадим, кума!» — прикрикнул вчера один из главарей мятежа на жену заместителя председателя местной директории, когда та хотела передать еду арестованному мужу.)
— Пленных не брать! — скомандовал Фехер.
«Только еще этого не хватало! — возмущался Герцог. — Чего доброго, господа офицеры в Будапеште узнают, как жестоко наши солдаты расправлялись с белыми! Нет, я так не могу больше… Этак и красным прослыть недолго».
— Господин полковник, да ведь они все-таки… ваши… кровные братья, — срывающимся голосом взмолился адъютант, обращаясь к полковнику.
— Так-то оно так, — надвинув фуражку на взмокший лоб, согласился полковник. — А если они моих солдат одного за другим из-за угла перестреляют? — И он громоподобно скомандовал: — Круши беспощадно треклятую банду!
Тибор и его отряд, как всегда, первыми ворвались в село. Перед зданием Совета стояла вереница пустых повозок, на них утром прикатили крестьяне, мобилизованные белыми. Тревожно ржали лошади, смотря на бойцов испуганными добрыми глазами.
— Немедленно дальше! Надо как можно скорее ликвидировать мятеж! — крикнул Тибор Самуэли и первым сел на подводу.
Мгновение — и вся вереница подвод галопом мчится к последнему опорному пункту мятежа — Калоче. Подъехав к городу, Тибор послал мятежникам ультиматум. На этот раз калочские мятежники вняли голосу разума и капитулировали, не оказав никакого сопротивления.
К исходу 23 июня контрреволюционный мятеж в междуречье Дуная и Тисы был подавлен. Калочский окружной суд вынес приговор зачинщикам и главарям.
В полдень 24 июня Тибор, оставив Ласло водворять порядок и спокойствие на освобожденной территории, сел в черный лимузин, раздобытый взамен простреленной белыми машины, и в сопровождении Лейрица и Дёрдя поспешил в Будапешт. По дороге договорились: прибыв в столицу, Дёрдь сразу же отправится в доки Обудайского порта и проверит, собраны ли двигатели судов, разведает настроение командного состава и матросов. А Самуэли и Лейриц встретятся с Бела Куном и расскажут ему о некоторых подозрительных обстоятельствах, свидетельствующих о готовящемся в столице контрреволюционном заговоре.
В городе Дёрдь пересел на трамвай. Ехать в порт на машине было нецелесообразно. Ему хотелось побродить по порту никем не замеченным, присмотреться. послушать. Тибор поехал прямо к Отто Корвину. Лейриц, не теряя времени, отправился в Дом Советов и через несколько минут уже только сообщил Тибору, что Бела Кун сможет принять их поздно вечером, так как уезжает в Гёдёллё, в Ставку для согласования с главным командованием вопросов, связанных с отводом частей Красной Армии из Словакии.
Корвин рассказал Тибору, что через несколько минут открывается чрезвычайное заседание Совета рабочих и солдатских депутатов.
— Созвали по настоянию рабочих депутатов I района. Повестка дня: неотложные задачи борьбы против контрреволюции…
— Вопрос поставлен как нельзя кстати! — с удовлетворением заметил Тибор. «Надо непременно выступить», — подумал он, попрощался с Корвиным и, выйдя на улицу, сел в машину. — В ратушу! — коротко сказал он шоферу.
Три дня не читал Тибор газет и не знал, что накануне, в понедельник 23 мая, газета «Вёрёш уйшаг», центральный орган партии, напечатала статью, которая начиналась словами:
«Контрреволюционная агитация подрывает устой диктатуры пролетариата на территорий всей Советской Республики…»
За последние дни обстановка в Будапеште резко обострилась. Реакция перешла к открытым действиям. Начались столкновения на улицах, имелись убитые и раненые. На перекрестках собирались толпы, выкрикивая контрреволюционные лозунги: «Довольно лишений и голода!», «Отменить сухой закон!», «Безбожники не сняли шляпы перед шествием верующих!», «Долой еврейских народных комиссаров!» Реакционеры уверовали: социал-демократы в правительстве «все равно разделаются с коммунистами!»
«До каких же пор пассивно взирать на происки буржуазии, объясняя бездеятельность уверенностью в победе? — решительно спрашивала газета «Вёрёш уйшаг». — Попустительство под предлогом «мягкого применения диктатуры»? Мы требуем установить режим военного времени и повести решительную борьбу против контрреволюции! Мы настаиваем, чтобы проведение чрезвычайных мер было возложено на товарища Тибора Самуэли. Он справится с этой задачей лучше, чем кто бы то ни был. Товарищ Тибор Самуэли — человек несгибаемой воли. Он преисполнен решимости. С сознанием высокого революционного долга беззаветно служа делу революции, готов он совершить тысячекилометровый перелет и беспощадно подавить контрреволюционный мятеж, если это поручит ему партия. Он готов перенести любые испытания, а если понадобится, не колеблясь, отдаст свою жизнь во имя торжества идей революции. Ои не спасует там, где нужно проявить беспощадность, потому что этого требуют интересы революции. Солдат-пролетарий, убивая на фронте врага, чтобы отстоять дело революции, заслуживает воинской славы. Солдат революции здесь, в тылу, с горсткой боевых товарищей усмиряет в Задунайском крае контрреволюционный мятеж, и это требует не меньшей воинской доблести, чем подвиг солдата на фронте. Слава тому, кто ни перед чем не остановится во имя революции, кто обладает высокой культурой, беспримерным мужеством и железной волей, кто глубоко и искренне верит в торжество великого дела, которому он беззаветно предан, кто никогда не свернет с революционного пути, с пути Сен-Жюста и Марата. Против контрреволюции нужно повести самую беспощадную борьбу, и возглавить ее должен Тибор Самуэли».
Когда Тибор вошел в зал, заседание уже началось. На левых скамьях — члены Центрального Совета рабочих и солдатских депутатов. Как всегда, они встретили его овацией. На трибуне — Янош Маулер, председатель Совета рабочих депутатов I района столицы.
— В минувшее воскресенье духовенство I района в ознаменование церковного праздника устроило демонстрацию, — говорил Янош Маулер. — Какие-то люди — разъяренные фанатики — отделились от процессии и стали избивать народного дружинника, читавшего газету «Непсава». Били палками, рукоятками револьверов — всем, что попадалось под руку. Тех, кто пытался заступиться за ни в чем не повинного человека, тоже избили. Двое убиты, шесть человек получили тяжелые увечья. Церковное шествие, превратившееся в бесчинствующую толпу, двинулось к зданию партийного комитета I района. Сорвав с флагштока Красное знамя, «демонстранты» сожгли его. Их вожаки выбежали на балкон и стали произносить подстрекательские контрреволюционные речи. Призывали к свержению революционного Правительственного Совета, провозглашали здравицу в честь свергнутого короля, требовали восстановления буржуазных порядков.