Я видел сам; раз девять человек
Висело рядом, а на шею им
Повешены их по́сулы все были!
Второй.
Да, царь в обиду не давал народ!
Бывало, сам выходит на крыльцо,
От всякого примает челобитье
И рядит суд; а суд его недолог:
Обидчик будь хоть князь иль воевода,
А уличен – так голову долой!
Подходит Кикин, переодетый в странника, в черном подряснике, с палкою и четками в руках.
Кикин.
Так прежде было, сыне, прежде было!
Теперь не то! Теперь, грех наших ради,
Враг помрачил царёвы очи. Ныне
Уже не царь, а Годунов всем правит,
Очами Годунова смотрит царь!
Народ столпляется вокруг Кикина.
Вы слышали, что говорил лабазник?
Хозяйское, мол, не свое добро!
А кто хозяин? Тот же Годунов!
Кто цены набивает? Годунов же!
Легко сказать! Четырнадцать алтын
Четверка ржи! Кабы не Годунов,
Она всего пошла бы два алтына!
Ропот в народе.
Ох, прогневили Господа мы, братья!
Нам мука поделом! Глядим на грех,
Сложимши руки, а еретик тот
Меж тем царя обходит да обходит!
Ропот усиливается.
Господь недаром знаменье явил:
Кровавую хвостатую звезду!
Чай, видели ее вы?
Один из народа.
Как не видеть!
Другой.
Котору ночь она восходит там,
Над тою башней!
Третий.
Вот она сейчас
Взойдет опять, лишь небо потемнеет!
Кикин.
Великий гнев Господь являет ею!
То огненный подъят над нами меч
За то, что мы царя, а с ним всю землю
Еретику в обиду злому дали!
Первый.
Отколе же то ведомо тебе?
Кикин.
Скитаюсь, сыне, по святым местам;
Был в Соловках и на горе Афонской,
В Ерусалиме был, всего наслышан,
Моря исплавал, земли исходил,
Тит-рыбу видел, птицу Евстрафиль
И Алатырь, горючий белый камень!
Теперь иду от Киева; там чудо
Великое свершилось; со креста
Софийского был слышан велий глас:
Пророчил гибель русскому народу
За то, что терпит Годунова!
Первый.
Братцы!
Вы слышите, что́ странник говорит!
Кикин.
И глас вещал: восстаньте, христиане!
На Годунова чресла опояшьте,
Бо от него все беды на Руси!
Второй.
Слышь, замечай! Все зло от Годунова!
Кикин.
Так, сыне, так! Все зло от Годунова!
Он держит хлеб, он язвы насылает,
Он короля призвал на Русь, он хана
Поднять хвалился на Москву!
Третий.
А, братцы?
Что ж, в самом деле? Если вправду он
Всему виной – мы порешим его!
Четвертый.
Да вправду ль так?
Кикин.
Воистину и вправду!
Грех, сыне, нам не верить в Божий глас!
Пятый.
Ты сам ли слышал, отче странник?
Кикин.
Сам!
Как раз когда народ валил из церкви
От всенощной. Софийский крест в огне
Явился весь, и глас с него раздался.
Не я один, весь киевский народ
Ему внимал, и ниц все пали в страхе!
Третий.
Ребята! Что ж? Когда весь Киев-город
Тот слышал глас, так, стало быть, уж правда!
Говор в народе.
Вестимо, правда! Значит, Годунов
Изменник! Да! Изменник и колдун!
Он, стало, Божий гнев на нас накликал!
Антихрист он!
Один из народа.
Эй, что вы, братцы? Полно!
Грех вам его порочить!
Другой.
Вправду грех!
Опричь добра, о Годунове, братцы,
Мы не слыхали ничего!
Крики в народе.
Вороны!
Что слушать их! Они за колдуна!
Крепки ли ребра? Бей того, кто будет
За вора говорить! Он хлеб наш держит!
Антихрист он! Всех наших бед заводчик!
Так порешим его! Чего тут ждать!
Слышен голос Битяговского, поющего удалую песню.
Битяговский (поет за сценой).
«Ух ты, пьяница-пропойца, скажи,
Что́ несешь ты под полою, покажи?»
Первый.
Кто там горланит? Что он, на́ смех, что ли,
В такую пору песню затянул?
Битяговский (является, шапка набекрень, кафтан нараспашку).
«Из корчмы иду я, братцы, удалой,
А несу себе я гусли под полой!»
Кикин (к Битяговскому).
Великий грех в такую пору, чадо,
Когда на нас прогневался Господь,
Когда являет знаменья на небе,
На землю ж глад и скорби посылает,
Великий грех нам суете служить,
Веселию мирскому предаваться
И суесловием и песнопеньем
Диавола во аде потешать.
Битяговский.