Голда: Может быть. Может быть.
Стенографистка: Что же произошло?
Голда: Не знаю. Может быть, власть развращает? Даже не развращает, а туманит разум. Ты уверена, что поступаешь так, как надо стране, народу…
Стенографистка: А поступаешь так, как надо тебе.
Голда: Молчи! Не смей!
Обе молчат
Голда: Хорошо Старику, тот нашел силы уйти вовремя. Но ведь я же хотела как лучше! Как лучше! Я отказалась от всего личного! Я забросила детей! Я забыла, что я мать, бабушка. Я отдала себя стране целиком, а теперь она больше не нуждается во мне. Теперь я всего лишь помеха, всего лишь старуха, пославшая детей не смерть!
Садится и сидит закрыв лицо руками.
Стенографистка: Не надо так терзать себя, не надо. Вы выстояли, справились!
Голда: Это они выстояли, наши дети!.
Стенографистка: Это мы все выстояли.
Голда: Только бы побыстрее все это закончилось. А потом…
Стенографистка: Вы уйдете?
Голда: Да… Я приму на себя все, что на меня навесят. Наверное справедливо навесят. И, поверь мне, я не буду сражаться за себя. Уйду. Уйду. Скорее бы закончилась война. Просто нету сил.
Врывается Абба.
Абба: Вы уже знаете? Слышали? Арик форсировал Суэц!
Бен-Гурион
Улица перед входом в Кирию. По прежнему стоит Женщина. Появляется Бен-Гурион.
Женщина: Простите, вы наверное, кто-то из наших лидеров? Я совсем стала плохо видеть.
Бен-Гурион: Нет, я не из них. Уже нет.
Женщина: Как жаль, а мне так хотелось знать, когда вернется мой Эли. Он у меня младший, а старшая была Шуля, но ее больше нет. Я ей говорю, доченька. не женское это дело ковырять соль лопатой на Заводах Мертвого Моря. А она только рассмеялась и говорит: а вот посмотрим мама. И вы знаете, у нее все стало получаться! Она даже стала бригадиром, или как это у них называется? И все было хорошо, пока на них не напали фидаины. Конечно, их потом догнали, а вот Шуленьку мою не вернули. И что мне с того, что сожгли их деревню. Верно?
Бен-Гурион: Наверное, вы правы.
Женщина: Вот и Рувен – это муж мой, тоже так говорил. А Рувен.. Я еще так радовалась, что его призвали на флот. Ведь наши моряки никогда раньше не участвовали в боях. Вы наверное знаете про этот наш корабль, он еще назывался "Эйлат"? .
Бен-Гурион: Знаю, конечно знаю. Очень прошу меня простить, но меня ждут там. Извините.
Бен-Гурион уходит.
Действие продолжается в Кирие. Стенографистка, Голда, Даян.
Стенографистка: Госпожа премьер, к нам посетитель.
Голда: Я же велела никого не пускать!
Стенографистка наклоняется к ней и говорит что-то на ухо.
Голда: Старик!? Зачем? Он же болен. (после паузы) Впустите его.
Даян: Зря, ничего нужного он уже не скажет.
Голда: Это нужно не нам, а ему. Впустите!
Стенографистка уходит. Входит Бен-Гурион.
Бен-Гурион: Здорово, предатели.
Голда: Давид, что с тобой?
Даян: Старик спятил!
Бен-Гурион: Еще нет, не надейся. Я пока еще в состоянии сопоставить пару очевидных фактов. И что-то мне не верится, что это нападение было для вас обоих неожиданностью!
Голда: Как это?
Даян: Ты о чем?
Бен-Гурион: А что это ты так испугался, Мойша?
Даян: Не называй меня так, я – Моше.
Бен-Гурион: Это когда ты сражался с вишистами, ты был Моше. И когда оборонял Дганию ты тоже был Моше. И еще много, много раз ты был Моше. Но сейчас ты – маленький, испуганный галутный еврей Мойша, несмотря на то, что родился в кибуце. И твоя повязка тебе сейчас не придает мужественности, Мойша Кутузов.
Голда: У Кутузова была повязка на другом глазу.
Даян: Кто такой Кутузов?
Голда: Ты болен, Старик.
Бен-Гурион: Это страна больна, а я просто умираю. Но сегодня я еще жив и сегодня я хочу посмотреть вам в глаза и спросить "почему?"
Даян: (после паузы) Да потому, что так было надо для страны!
Бен-Гурион: Вот сейчас ты стал похож на Моше, да и повязка тебе к лицу. Только мне был много ближе испуганный галутный Мойша. Он бы не подставил страну под удар, а ты подставил. И как, доволен?
Даян: Я был убежден, что мы справимся малой кровью.
Бен-Гурион: Ты ошибся. И эта кровь на тебе (Голде) и на тебе. Впрочем, вы это прекрасно понимаете и вы еще способны сами себя судить. Только построже, построже! Но все-же ответьте – почему?