Сервантес: Да, в этом городе есть что-то таинственное. Я бывал в Толедо пару раз и каждый раз он открывался мне с неожиданной стороны. Однажды я даже накропал некие неуклюжие вирши. Если желаете, друзья…
Диего: Желаем, желаем.
Эль Греко: Более того – настаиваем.
Сервантес: Но прошу вас, будьте снисходительны (читает, бурно жестикулируя):
Давай пойдем туда где лепятся дома
По улицам, волной стекающим с холма
Безудержными выпадами шпаги.
Как мертвые напутствуют живых
Булыжники гранитных мостовых
Свидетели безумства и отваги
Эль Греко: Прекрасно сказано! Именно таким мне видится мой город вечером, в сумерках или рано утром, когда еще не рассеялся туман, поднимающийся из вод Тахо. В остальные же времена он иной как хамелеон. Я бы не сумел выразить это словами, подобно дому Мигелю, но думаю попробовать воссоздать свои ощущения в красках. Не знаю только, получится ли. Я бы, изобразил Толедо перед грозой, когда кажется что небеса грозят городу, а город грозит небесам.
Фра Франциско: Не все отцы церкви одобрят вашу трактовку.
Диего: К дьяволу всех отцов церкви. Ой, простите (крестит рот)
Фра Франциско: Всех? Не уверен. Но некоторых я бы отправил прямиком в преисподнюю, не дожидаясь пока они сами туда попадут.
Эль Греко: А Толедо останется… И останутся наши чувства.
Доктор: Я бы не отвергал и разум Возможно здесь нужен компромисс?
Эль Греко: Не буду возражать, дон Херонимо и, с вашей помощью предлагаю вот такое поучение: пути разума и чувства различны, благом же будет, когда они приведут к одной цели.
Доктор: Воистину так. Только вы уж простите меня дон Доминик, но у меня к Толедо несколько иное отношение.
Фра Франциско: Разумеется, ведь ваши предки были изгнаны оттуда.
Доктор: Меня уже не удивляет осведомленность отца Франциско. Все верно, я марран, а предки мои были иудеями. Но кажется пришел мой черед рассказывать и вот моя история… Она началась задолго до моего рождения, когда почти сто лет назад евреев изгнали из обеих Испаний. Впрочем, у моих предков был выбор, которым они и воспользовались, а именно – стать католиками. Я вырос в лоне церкви и мало что знал про свое происхождение, пока мне о нем не напомнили. Но об этом позже. Став верными сынами церкви, мы, однако, сохранили одну семейную традицию. Заключалась она в том, что старшие сыновья посвящали себя медицине. Мой отец был известным врачом. Золотых гор он не нажил, но и от бедности наша семья не страдала. Это позволило мне начать обучение в Болонье. Правда продолжил я его уже в Лейдене.
Эль Греко: У мятежников? Как вас туда занесло?
Доктор: Не вдаваясь во все детали, скажу только, что причина этому была приблизительно та-же, что и у нашего Диего.
Сервантес: А где вы было во время осады?
Доктор: Внутри, мой друг, внутри городских стен. Именно с тех пор я стал неразборчив в еде, ведь нам тогда чуть было не пришлось отведать левую руку самого бургомистра. После прихода войска принца я,возможно, мог бы навсегда обосноваться в той далекой стране, но неожиданно причина, которая занесла меня в Нидерланды, исчезла.
Диего: Как это исчезла? Она, что, сбежала с другим, эта ваша причина?
Доктор: Да, в какой-то мере. Ее забрала смерть, а это соперник с которым даже доктору не всегда удается поспорить. Больше меня ничего в тех местах не держало, друзей не осталось, а чертов голландский климат я возненавидел, ведь это именно он… Впрочем, неважно. И я вернулся в Кастилию. А здесь меня уже поджидали бывшие соратники нашего святого отца. Как оказалось, им про меня известно чуть ли не больше, чем мне самому. Они мне припомнили и то где я изучал медицину и то по какую сторону стен находился в неподходящее время. Не забыли следователи и мое происхождение, намекая при этом на каких-то родственников за океаном. В подробности они не вдавались, но похоже что эти мои дальние родственники чем-то серьезно помешали испанской короне. Однако, хорошие доктора нужны всем, а в прагматичности отцам инквизиторам не откажешь. Лейденские страдания меня закалили, так что я легко перенес недолгое заключение и, полагаю, весьма легко отделался. Мне только запретили появляться в людных городах, коий запрет я с легкостью исполняю. Что скажете, святой отец?