Альгис: Это у тебя от потери крови.... Знаешь Гади, я и сам не понимаю зачем я здесь, в этой стране. Не для того же чтобы развлекать раненного старшину посреди моря.
Гади: Может и для этого тоже. У тебя семья?
Альгис: Две дочки. Думаю, что дочки – вторая еще не родилась.
Гади: Две дочки! И ты еще не понял для чего ты здесь? Тупой ты ашкеназский осел. Ты здесь для них. Потому что только тут твои девочки в безопасности. По крайней мере, до тех пор пока мы еще в состоянии вломить этим верблюжатникам. И они в безопасности и все евреи в безопасности. Такая у нас страна. А за другие страны не поручусь, вот ваша Европа, к примеру. Там всякое может случиться и не раз случалось. А тут всякого не будет, не дадим.
Альгис: Знаешь Гади, я ведь не совсем еврей.
Гади: Бывает. У меня вот теща тоже не совсем ангел. Ничего, поешь хумуса с тхиной годик-другой и станешь совсем евреем.
-– Конец интермедии –
Альгис: За нами наконец пришли и Гади выжил, но ногу потерял. А я… я просто стал жить. Вскоре у нас родилась младшенькая.
Натан: Это та что приходила с внуком?
Альгис: Нет, то была старшая. Младшая-то у нас местная уроженка и страшно гордится этим. Одно время она просто затерроризировала старшую, обзывая ее "иммигранткой". Правда местная уроженка уже который год живет в Ванкувере.
Натан: Ты бывал у нее?
Альгис: Конечно. Там красивые леса, не хуже чем под Игналина.
Натан: Вот и переехал бы в Канаду.
Альгис: А еще там в Ванкувере есть небольшая литовская диаспора.
Натан: Так что-же?
Альгис: Так, мелочи. Помнишь, я рассказывал про старшину Гади. Он прожил еще полтора года. Но что-то у него не так залечили, оторвался тромб и Гади переселился на кладбище. А мы с Альгисом его иногда навещали, Ты понимаешь, Альгис – он ведь прагматичный литовец. Он хорошо знает, сколько стоит билет из Ванкувера. А тут четверть часа на машине, если нет пробок. Ну а когда недалеко от Гади поселили мою Фирочку… В общем, мы с Альгисом изрядно экономили на бензине навещая их обоих вместе.
Натан: Ну ладно, пусть Фирочка, пусть Гади. Но ты ведь многих еще обманывал, ходил в синагогу, к Торе небось подымался? Раскланивался с теми, чьих отцов ты, возможно, расстреливал в Понарах.
Альгис: (отворачивается) Чего ты хочешь? Я ведь всячески убеждал себя, что я Рувен. Только и Альгис всегда был со мной. Этакое раздвоение личности.
Натан: Раздвоение личности! Впору свихнуться.
Альгис: Верно. И это иногда казалось таких заманчивым… Без слюней и без агрессии стать тихим психом, который не знает кто он и где он и не за что не несет ответа. Но однажды…У нас в доме этажом выше жил один раввин. Не старый но и не молодой, не то сефард, не то ашкеназ. В нашей синагоге я его не видел. Однажды он остановил меня на лестнице.
-– Интермедия: Израиль 1975. Альгис и Рабби (кипа). –
Рабби: Здравствуйте, сосед.
Альгис: Здравствуйте, Рабби.
Рабби: Вы знаете, меня разбирает любопытство. Не то чтобы я действительно умел читать по лицам, но есть в вашем лице что-то такое, что я затрудняюсь понять. Как будто там живут два человека.
Альгис: А если это действительно так?
Рабби: Тогда это может быть очень плохо, а может быть и не так плохо.
Альгис: Не говорите, пожалуйста, загадками.
Рабби: Сразу видно, что вы не учились в ешиве. Ладно, объясню без загадок. Плохо может быть тогда, когда эти двое враждуют. Ну а если они живут дружно, то мир с ними обоими (смеется).
Альгис: Ну хорошо, а представим, что один из них еврей а другой – антисемит. Или еще хуже.
Рабби: Тогда антисемиту следует пройти гиюр, а еврею – выкреститься (смеется). Впрочем нет, не выйдет – тогда они тоже будут конфликтовать.
Альгис: (смеется) Кажется я вас понял хоть вы и продолжаете говорить загадками. Но как этому внутреннему антисемиту пройти свой гиюр?
Рабби: Любой раввин вам скажет, что для этого надо прежде всего соблюдать заповеди, содержать еврейский дом и прочее и прочее. И этот любой раввин будет несомненно прав. Другие же скажут, что этого недостаточно. Надо еще прожить еврейскую жизнь, скажут они, или, хотя бы, часть ее. И эти тоже будут правы.
(Альгис очень внимательно смотрит на него)