Ночь разбрызгала белый свет
…на унылом плато
И звезда покивает вслед
…если что-то не то
Голубые сугробов горбы
…сторожат вдоль дорог
И таинственный свет луны
…необычен и строг
Но недолгий зимы покой
…не продлится и дня
Полдень выплавит солнца зной
…обнажится земля
И последний снежок зимы
…унесется один
Посылая глоток воды
…ожиданию равнин
Я безмoлвно печаль несу
…эта ноша легка
Снег упал на мою судьбу
..и не стаял…пока
Прожектор освещает Натана. Он только что вошел.
Натан: Не помешаю?
Альгис: Мир входящему.
Натан: Мне сказали что вы сами хотели соседа. А то неудобно как-то. Была отдельная палата, а теперь....
Альгис: Все верно. Видите-ли – как-то неуютно умирать в одиночестве.
Натан: Ну что вы так. Выглядите вы совсем неплохо.
Альгис: Я тоже так думаю. Но у моих почек, знаете-ли, сложилось свое мнение. Впрочем, против трех-четырех месяцев они не возражают.
Натан: (растеряно) Извините.
Альгис: За что? Это вы извините, что так ошарашил. И, если не хотите соседствовать с умирающим, то я вас пойму и не обижусь.
Натан: Я вообще-то бывший военный, кое-где бывал и кое-что там видел. У вас-то, по крайней мере, руки-ноги на месте, простите за цинизм.
Альгис: Ой, да бросьте вы извиняться! Я хоть в армии и не служил, зато за 30 лет в стране тоже кое-что повидал.
Натан: Ну тогда позвольте представиться – Павел Семенович Вуколов.
Альгис: Очень приятно. Имя вроде не совсем еврейское.
Натан: Вообще-то я еврей по жене.
Альгис: Nobody is perfect.
Натан: Что, позвольте?
Альгис: Да так, ничего…А здесь вы по какому поводу? Тоже последняя остановка?
Натан: Нет, мне вроде-бы приговор отменили. Теперь жду результатов анализов. (осторожно) Вот вы сказали "последняя остановка"?
Альгис: Еврейский юмор, знаете-ли.
Натан: Знаю, как не знать. Смех сквозь слезы. Только это и спасало нас в гетто.
Альгис: В гетто? В каком гетто?
Натан: В вильнюсском гетто…Про Понары слышали?
Альгис: (отворачивается, глухо) Кто-же не слышал.
Натан: (не замечая) Ну не скажите… Многие не слышали, а иным – все равно.
Альгис: (снова поворачиваясь) Тут иных нет. Но я не совсем понимаю. Вуколов Павел…Семенович? И вильнюсское гетто, (неуверенно) Понары. Как-то не очень…
Натан: Долгая история. Я ведь не всегда был Вуколовым.
Альгис: Я бы послушал долгую историю.
Натан: Это не так уж интересно, да и мне не не слишком приятно.
Быть жертвой – не самая приятная роль. Что может быть хуже?
Альгис: Наверное – быть палачом.
Натан: Ну это уже где-то за гранью, такое мне трудно себе представить…
Альгис: А вы пробовали?
Натан: Пробовал что?
Альгис: Представить себе то что чувствует палач.
Натан: Ничего он не чувствует. Откуда у него чувства? (Альгис пристально смотрит на него, Натан смущается) Ну нет, он конечно что-то такое…
Альгис: А что ощущал тот который повесил Эйхмана?
Натан: Это не одно и то же. Эйхмана следовало повесить.
Альгис: И исполнитель приговора искренне верил в это. А если те что стреляли в Понарах, тоже искренне верили, верили в какую-нибудь нелепую чушь. Во что только люди не верят по глупости…и по молодости.
Натан: (сердится) Так ведь можно все что угодно оправдать.
Альгис: Нет! Оправдать нельзя…неможно (при этом слове Натан пристально смотрит на него, Альгис поправляется нарочито четко). Невозможно! Разве что, пожалуй, можно попробовать понять. Но и это не обязательно.
Натан: Кого понять? Того кто хотел застрелить тебя только за то что ты еврей? Не хочу я его понимать и не буду.
Альгис: А вот если бы вы встретили сегодня на улице одного из тех, кто стоял там, в Понарах, над обрывом? Что бы вы сделали?
Натан: Я?
Альгис: Давайте упростим задачу. Пусть это будет не садист, получающий удовольствие от казни, вроде (замолкает, не договорив).
Натан: Вроде кого?
Альгис: Да нет, неважно. И пусть это будет не тот, кто подписывал…
Натан: (испуганно) Что подписывал?
Альгис: Приказы, конечно. Что с вами?
Натан: Нет, ничего. Продолжайте.