Вероника (ходит). Господи, и зачем он меня выбрал! Мало ему девушек в Иене.
Эйслебен. Да ведь он тебя любит, дочка. Господин Рамингер — юстиции советник, не сегодня-завтра президент суда, еще молодой человек, хорошей фамилии, известен при дворе,— что можно сказать против такого мужа? Я умру спокойно, если оставлю тебя его женой.
Вероника (ложал руки). Неужто он не вернется... никогда не вернется?
Эйслебен. Кто не .вернется? Как, опять? Опять этот бездельник, этот, иі сіісііиг 17, негодяй, пустая голова!
Вероника. Папа! Не смейте так говорить! Он не негодяй!
Эйслебен. Но, дитя мое, ведь это пропащий человек — вор!
Вероника. Это неправда! Ульрих не может быть вором!
Эйслебен. Как неправда? Этот Ульрих Бишер —картежник, пьяница и даже пишет стихи! Дерзкий мальчишка, пустая голова, негодный студент! Еще на втором курсе украл пуделя у декана Римана!
Вероника. Папа!
Эйслебен. Наконец, нашел место в книжной тор-говле — его послали в Лейпциг 6 на ярмарку, дали ему две тысячи марок, а он спустил их в карты, да ещё продал книг на 900 марок и удрал за границу!
Вероника. Но я его любила... я его любила, папа...
Эйслебен. И притом его нет — удрал! Нет, дочка, если не хочешь советника, оставайся со мной, но не говори мне больше об этом... об этом бездельнике Ульрихе. Дочь профессора Эйслебена не может быть женой вора.
Вероника (подходит к окну и смотрит молча на улицу. Пауза. Тихо отходит от окна). Я решилась, папа. Я пойду за советника. (Садится справа у стола.)
Эйслебен. Ну и прекрасно, моя радость, ты у меня умная головка. (Целует ее.) Будешь советницей, а потом президентшей, а может быть, и придворной дамой. А то выдумала какого-то...
Вероника. Папа, я ведь сказала, что согласна!
Эйслебен. Ну, не волнуйся, Вериночка, я иду..
Вероника. Тише!.. Кажется, кто-то идет...
Из левой двери входит Рамингер, представительный господин лет 35, прекрасно одетый, корректный и в меру надменный.
Эйслебен. А, господин советник! А знаете, в лейпцигской газете пишут, что Гагерн вернется!
Рамингер. Едва ли, едва ли. Фрейлейн Вероника... господин профессор. Не мог отказать себе в удовольствии зайти к вам по дороге в суд. Граф поручил мне председательство в сегодняшнем заседании, и я...
Все садятся.
Эйслебен. О! Должно быть, граф поехал в Веймар?
Рамингер. Да, нынче утром. Сегодня заседание во дворце. Совещание огромной важности. (Веско.) О мерах против революции. (Достает золотую табакерку.) Угодно?
Эйслебен (берет и нюхает). А!
Рамингер. Вы знаете, как его светлость ценит заслуги графа. (Веронике, с целью вовлечь ее в разговор.) О чем вы задумались, фрейлейн? Поэты утверждают, что мысли девушек подобны алмазам й перлам, скрытым в морской глубине. И правда, о чем может думать прелестная барышня в чудный майский вечер?
Вероника (вздрогнув). Простите, я задумалась... Вы не знаете, пришел уже дилижанс из Веймара?
Рамингер (слегка обидевшись). Право, не знаю, фрейлейн, я никогда не езжу в дилижансах.
Вероника (мечтательно). А между тем, а между тем, как прелестно звучит рожок почтальона в тихом вечернем воздухе... Сколько грусти, надежды и радости в этом коротком призыве! Рожок все трубит, и колеса стучат, а карета все ближе и ближе... Как замирает сердце, словно сама судьба стучится у наших дверей!.. Простите... я... (Умолкает смущенно.)
Эйслебен (поглядывая на дочь). Странные фантазии у этих девочек! Правда, я сам люблю рожок почтовой кареты, потому что она везет мне мою газету, и я тоже мечтаю
о том, как я буду покуривать трубку и читать мою газету в кофейне. Кстати, что нового в газетах, советник? Читали вы уже вашу «ДѴосЬепЫаН»7 из Франкфурта?8
Рамингер. Нет еще, ожидаю сегодня вечером.
Эйслебен. Увидите, Гагерн еще вернется! Этот Гребель9 просто шут, пустая голова. Над ним смеются в парламенте!
Рамингер. Слишком много смеются — как бы не плакать. Каждый день пишут о новых беспорядках в Бадене, Саксонии, Пфальце10, даже в Пруссии11—на Рейне12! Это все ваш Гагерн и его конституция. Подумаешь, хартия вольностей!
Эйслебен. Но ведь 28 государств приняло 13 эту конституцию!
Рамингер. Да, а пока Гагерн любовался глупой бумагой, либералы подымают округ за округом и раздувают революцию по всей стране. Слава богу, с ними хорошо расправились в Дрездене! Теперь они скопились возле Раштатта 14, но увидите — Пруссия достанет их и там!