— Так была или не была? — гнул я свое. — Любила ли оттянуться? Она ведь была студенткой, это считается в порядке вещей, лучшие годы и все такое.
Пег бросила сигарету в чашку, покрутила ее, прислушиваясь к шипению гаснущего окурка. Сказала:
— Вы ведь козел, вы это знаете?
Мне все больше нравилась эта девушка, вне всякого сомнения. Мэри взяла книгу, решив, что на меня можно больше не обращать внимания, и спросила у Пег.
— Тебе еще нужно это читать?
Я разглядел заглавие: «Одинокие кости», Элис Сиболд. Книга начиналась так:
Меня звали Сэлмон, как рыбу. Первое имя Сюзи. Когда меня убили, мне было четырнадцать лет.
Пег театрально пожала плечами и произнесла:
— Ненавижу все эти слащавости.
Мэри повернулась ко мне и пояснила:
— Эта Сюзи, которая в книге, ее убили. Наша Сара умерла в результате случайного падения, так что платите эти гребаные деньги и отваливайте.
Я не успел среагировать, как вмешалась Пег:
— Разве я не читала в «Гардиан» интервью с Элис Сиболд?
Мэри улыбнулась со злобным удовлетворением. Для этого выступления ей требовалась мужская аудитория.
И тут появился я.
Она не потерла руки от ликования, но оно находилось рядом, по соседству. Мэри начала:
— Элис было восемнадцать, она была студенткой, и по дороге домой ее изнасиловали. Преступник насиловал ее кулаком и пенисом, потом он ее избил и помочился ей на лицо. Когда она в тот вечер вернулась домой, отец спросил у нее, не хочет ли она поесть.
Мэри помолчала, и я понял, что дальше будет еще круче. Она продолжила:
— Элис ответила: «Было бы неплохо, если учесть, что за последние сутки у меня во рту были всего один крекер и один пенис».
Впервые за всю свою идиотскую жизнь я поступил мудро: я не сделал ничего. Они уставились на меня в ожидании, я смотрел на них.
Первой подала голос Пег:
— Что-нибудь еще, мистер… как вас там? Нам бы хотелось продолжить другие дела, например наши жизни.
Я встал. Меня выставляли специалисты. И явно переиграли.
— Можно взглянуть на экземпляр книги? — попросил я.
Мэри подозрительно спросила:
— Элис Сиболд?
Я ответил, внимательно наблюдая за их лицами:
— Экземпляр книги Синга, которую нашли под телом.
Пег пожала плечами, снова принялась варить кофе. Любопытно, насколько основательно она сумеет себя завести.
Она сказала:
— Книга в шкафу… потому что… именно там мы держим книги.
Пег произнесла все это медленно, точно обращаясь к недоразвитому ребенку, но, черт возьми, я тоже могу быть терпеливым. Я спросил:
— Могу я на нее взглянуть?
Мэри с грохотом выскочила из комнаты, оставив меня со своей накофеиненной подругой. По прошествии нескольких секунд она вернулась, протянула книгу, говоря:
— Я вам это отдаю — и вы исчезаете?
— Как ветерок в Мидленде.
Я опустил книгу в карман и сказал:
— Вы были на диво щедры со своим временем.
Пег протиснулась мимо меня, почти задев меня плечом. Не совсем, но намерение было очевидным. Еще она сказала:
— Говнюк.
На этой ноте я удалился.
Я решил изучить книгу позже, а пока долго гулял по набережной, купил гамбургер, большую колу и уселся на скалу. Я отказывался думать об Энн Хендерсон и пожалел, что не взял с собой плеер. Я еще не перешел на диски и, как какой-то динозавр, все еще пользовался кассетами.
Именно в этом месте я слушал Брюса и «Пустое небо». То, что они наконец выпустили новый альбом, должно было стать радостной вестью. В этом и есть безумие, и то, что вы способны это признать, не делает вам менее безумным…
«Вам нужны выпивка, дурь и музыка».
Простите, они нужны мне. Это иллюзия. Бутылка виски, упаковка «Лоун Стар» — и… вы готовы зажигать. От чашки чаю такого эффекта не дождешься. Джонни Дюган, саундтрек всей моей жизни, тоже выпустил новый альбом, и я уже слышал «Неприкасаемые» — самую лучшую песню о тоске всех времени и народов. Забудьте Айрис де Мент с ее песней, посвященной отцу, или «Я тоскую» Питера Гейбриэла. Тут перед вами ПЕСНЯ. Она не просто достает меня, она режет меня на куски.
Я закурил и принялся вспоминать то время, которое я провел с отцом. Мы стояли на этих самых камнях и ловили макрель. В те годы почти весь город выстраивался вдоль залива, рыба буквально сама шла в руки. Мы принесли домой шесть штук, и мать выбросила рыбу в помойку.
Пауло Коэльо в романе «Книга воина света» писал:
Воин света иногда изумляется, почему он постоянно сталкивается с одними и теми же проблемами, затем соображает, что он застрял на них, не пошел дальше, поэтому урок повторяется, дабы он научился тому, чего он не хочет знать.
Я не знал тогда, и, пожалуй, не знаю и сейчас, что двигало моей матерью. Догадываюсь, что это была ярость, но откуда она бралась и на кого была направлена, я не хотел знать.
После инсульта за ней присматривала постоянная сиделка. Затем мать попала в больницу из-за воспаления почки. Во время своего последнего визита я заметил, что, несмотря на напряжение, речь ее стала значительно свободнее, катетер был вставлен, и я старался не смотреть. Она сказала:
— Я теперь могу сама это делать.
Потрясающе, верно?
Слушать, как крутая женщина хвастается, что может сама пользоваться туалетом.
Это неправильно.
Я подумал: «Крутое дерьмо».
Никакого каламбура не имел в виду. Меня вообще редко тянет сострить, когда я трезв.
Я в последний раз взглянул на залив и повернул к городу, припоминая последнюю строчку из поэмы Педрега Пирса, печальную такую. Остановился у Грэттан-роуд и ощутил меланхолию, глубокую, как обманчивая память. Помните, какой успех выпал на долю «Форинер», когда они спели «Хочу знать, где любовь»? По каналу, где транслировали ностальгическую программу о роке, я однажды поймал вариант с церковным хором. Ну, это впечатляло. Я напевал эту мелодию всю дорогу до Клады.
Уже наступил вечер. В гостинице я поздоровался с миссис Бейли.
Она заметила:
— Надо же, вы прекрасно выглядите, даже румянец на щеках.
Ветер постарался.
Миссис Бейли протянула мне конверт, говоря:
— Не знаю, кто его принес. Я как раз отошла на минутку.
На конверте было напечатано: Джеку Тейлору. Я вскрыл письмо и прочел:
Джек, не мог бы ты со мной встретиться в девять вечера на Фэйер-Грин?
Взгляни на него, и ты обнаружишь,
что смотришь в дыру, которую надо
заполнить, но чего никогда не случится.
Эндрю Пайпер. «Торговая миссия»
У себя в комнате я дочитал записку до конца:
Джек, не мог бы ты со мной встретиться в девять вечера на Фэйер-Грин? Я буду ждать на остановке междугородних автобусов.
Энн
Сердце колотилось, по бровям тек пот. Сейчас бы двойное виски. Ведь тысячу раз твердил себе: «Ты ее забыл…» Иногда даже сам верил этому. Однажды сказал Джеффу:
— Я освободился от Энн.
Он расставлял в баре бутылки. Спросил:
— Ты на кислоту ее проверял?
— Что?
— Это когда ты видишь ее с мужиком, они идут в обнимку, она ему улыбается, ты на них смотришь и ничего не чувствуешь. Если такое случается, тогда ты от нее освободился.
Я ответил какой-то дежурной глупостью. Разумеется, я никогда не видел ее в такой ситуации и от души надеялся, что не увижу. Я явно обмишурился. Проверки никогда не были моей сильной чертой, особенно если дело касалось характера.
Я принял душ, побрился и вынул свои брюки от Фара, в очередной раз подивившись стрелкам. Потом решил принарядиться и надел спортивную куртку. Я купил ее в благотворительном магазине. Куртка была синяя, из легкой шерсти, и сидела на мне как метафора. Когда я перекладывал ключи, мелочь и бумажник из пиджака, я наткнулся на книгу. Черт, совсем про нее забыл. Это был «Сборник пьес и стихотворений», и по виду книги можно было твердо сказать, что его почти ни разу не открывали. На титульном листе черными чернилами было написано одно слово: