Только, думаю… Я думаю: нам надо было бы это знать.
К у р т (возвращается). Значит, все-таки из-за него? К нам едет ревизор. Приготовьте-ка для контроля книги жизненного баланса.
Э в. У меня такое чувство, что… там, в этих книгах, есть вопросы, на которые я не могу ответить.
К у р т (вяло). Подумай, каково бывает твоим ученикам, когда ты неожиданно даешь им контрольную работу. Или сейчас такие варварские методы уже не практикуются?
Э в (не давая перебить себя). Через минуту он может появиться здесь и захочет про нас кое-что узнать…
К у р т. Как нам живется и так далее. Пожалуйста, ты можешь с тем же успехом спрашивать о том же его.
Э в. А я не знаю ответа. Ни насчет этого (показывает на диаграммы), ни о нас с тобой, Курт… О нас обоих.
К у р т. Ты что, — в ожидании великого инквизитора?
Эв молча смотрит на него. Под ее взглядом он теряет самообладание.
Какое ему дело, в конце концов?.. Что все это значит вообще? (Жестко.) Если тебе пришло в голову именно на сегодняшний вечер назначить генеральную инспекцию нашей супружеской жизни, этакий высший семейный суд, то ты могла бы по крайней мере поставить меня об этом в известность.
Э в. Не кричи.
К у р т. Почему?.. Детей нет дома, нам не на кого оглядываться, да тебе сейчас и не до них…
Эв резко поворачивается, подходит к окну, выглядывает.
Э в. Удивительно… Ты ревнуешь к воспоминанию.
К у р т. Ревную?… Какая нелепость! Глупости!
Э в. Я это не назвала бы глупостью. Лучше, чем… (Умолкает.)
К у р т. Лучше, чем… что?
Э в (сухо). Равнодушие.
К у р т. Значит, я теперь уже и равнодушный? Вероятнее всего, — «не люблю тебя»?.. Типичный патриархальный тиран! Ну, что еще?
Э в. Я не видела Фриделя… вот уже двенадцать лет.
К у р т. Разве я требую, чтобы ты передо мной отчитывалась?
Э в. Для этого ты чересчур самонадеян. Уверен в своей собственности.
К у р т. Каталог моих недостатков пополняется. Что еще?
Э в. У тебя никогда не было сомнений. Как будто не… могло чего-нибудь произойти.
К у р т (демонстративно терпеливо). А что могло бы произойти?
Э в. Да… Что?
К у р т (саркастически). Итак, — что было?
Э в. Ничего.
К у р т (почти цинично). Благодарю.
Э в. Впрочем… у меня могли быть хотя бы соблазны.
К у р т. У тебя?
Э в. Трудно представить, да?
К у р т. Конечно, нет… Ты ведь тоже всего лишь человек, и к тому же вполне равноправный. Это в порядке вещей. И были у тебя… соблазны?
Э в. Скажи честно. В воспоминаниях ты еще меня ценишь. Ты страшишься человека, который когда-то мог бы стать твоим соперником. Реминисценции могут еще выбить тебя из седла — в них я еще предстаю как стоящее существо, которым дорожат. Сейчас я для тебя только инвентарь. Предмет обихода.
К у р т. Десять минут назад я собирался как раз тебе доказать…
Он делает полный горечи жест, чувствуя себя оскорбленным.
Э в. Что доказать?.. Что я, собственно, занимаю вполне достойное место в ряду твоих потребностей? Конечно, время от времени пользуются той или иной вещью, которую приобрели. Очень практично.
К у р т. Это… оскорбительно.
Э в (помолчав). Да… Извини.
К у р т. Это чертовски грубо, моя дорогая.
Э в (устало). Прости.
К у р т. Чем я это заслужил, — едва ли ты сможешь объяснить.
Эв садится на пуфик перед трюмо.
Э в. Я знаю, что еще прилично выгляжу. Но иногда ловлю себя на том, что это меня больше не интересует. (Глядя на него в упор.) Я очень охотно раздевалась для тебя. Раньше.
К у р т. Ну, так покажи мне человека, который может растянуть медовый месяц на девять лет супружеской жизни! Такого духовно-материального фонда не встретишь даже в плохих романах. Кроме того, у нас еще был значительный предпусковой период — перед тем, как вступила в строй наша государственно зарегистрированная кооперация. (С широким жестом.) Мы уже двенадцать лет вместе, девочка! (Ходит по комнате.) Что в тебя вселилось сегодня, — сразу не поймешь. С того момента, как ты пришла домой и сообщила об этом визите… Нет-нет, пожалуйста, я не буду больше говорить об Эрлихере. Но если у тебя что-то с нервами, так возьми больничный лист, твои милые коллеги достаточно часто просят тебя подменить их, так что ты не будешь в долгу. Но мне, пожалуйста, не морочь голову подобными метафизическими фантазиями. Только потому, что какой-то школьный приятель свалился нам как снег на голову. Так… А теперь я хочу выпить наконец свой коньяк, черт возьми! (Выходит, но продолжает говорить.) Что ж мне теперь — головой об стенку биться из-за этих дурацких вопросов и комплексов? (Возвращается, вооруженный бутылкой коньяка и стаканом.) У меня их нет, и то, что ты вдруг оказалась им подвержена, меня только удивляет, моя дорогая, только удивляет. (Пьет.)