С у. Подумать только, — Фридель придет… За это стоит выпить!
К у р т (ехидно). Похоже, что это сообщение тебя взволновало.
С у. Признаюсь. (Пьет.) Бывают воспоминания, от которых подкашиваются ноги.
Э в. Через двенадцать лет?
С у. Даже через пятьдесят.
К у р т. Это уже становится интересным.
С у. Не уверена… (К Эв.) И у меня тоже есть свои комплексы.
К у р т. Вот как?
С у. Что вы, мужчины, знаете о женщинах?
К у р т. По-видимому, ничего, — как мне это недавно разъяснили. (К Эв.) Вы могли бы петь дуэтом.
Э в. Ты недостаточно музыкален, чтобы это оценить.
С у. Вы что, — поругались?
Э в (многозначительно). Мы никогда не ругаемся.
С у. Так не бывает.
Э в. У нас бывает.
С у. Девять лет женаты и ни разу не поссорились?
Э в. А ты сама-то — замужем?
С у. Бывала.
К у р т. Ага… И каждый день устраивала шум?
С у. Как раз нет.
К у р т. Значит, он сбежал, потому что ты для него была слишком тиха?
Э в (к Су). У Курта сегодня неважное настроение.
С у. Я вижу. А брак без ссор это все равно что ребенок, который никогда не плачет. Единственно, кто от этого выигрывает, — соседи. (Курту.) Сбежала от него я. (К Эв.) Нальешь еще? (Подставляет бокал.)
К у р т. Ты развелась с ним?
С у. Гм… (К Эв.) Благодарю. (Пьет медленно, маленькими глотками.)
К у р т. Не всякий может быть так старомоден, как мы.
Э в (ехидно). Мы придаем большое значение нашему стажу. Весьма гордимся этим.
С у (вяло). Да, конечно, солидный брак. Вилла над городом. Даже отдельная спальня. Полный гардероб платьев. (Поднимает бокал.) А то, что у вас еще есть прекрасный холодильник, я поняла по этому напитку. Между прочим, коньяк не охлаждают. Это варварство. Вы, может быть, думаете, раз он советский, то, значит, из Сибири и должен себя чувствовать как дома? (Наставительно.) Холодной, мои дорогие, должна быть водка. А коньяк подают из бара.
К у р т. Ты, видно, здорово в этом поднаторела?
С у. Это общеизвестные правила. Когда он явится?
Э в. Должен был бы уже прийти.
С у. Фридель… (Покачивает головой.) Я его и вправду не видела с тех пор.
Э в. Мы тоже.
С у. Где он работает?
К у р т. С недавнего времени — в моем главке.
С у. И, надо думать, не швейцаром?
К у р т. Боже сохрани. Так сказать, вышестоящее начальство.
С у. Так по справедливости и должно было быть.
К у р т (зло). Точно. Прирожденный босс.
С у. Неточно.
К у р т. Пардон.
С у. Послушай-ка…
К у р т. Да-да, все в порядке… Я же извинился. При двух его прелестных адвокатках.
Э в (к Су). Он сегодня утром уже виделся с ним.
К у р т. Чисто служебная встреча. (Берет бокал с коньяком.)
С у. Ага… И получил взбучку?
К у р т. Мировой парень Фридель Эрлихер состоит под защитой закона об охране памятников. Является святой реликвией сентиментальных девичьих грез… (Поднимает бокал.) Чокнемся!
С у. Без меня… (Ставит свой неполный бокал на стол.)
Э в. А чем занимаешься ты?
С у. Я… приехала, чтобы познакомиться с вашим знаменитым детским садом. (Курту.) Изучаем передовой опыт.
Э в. Ты работаешь в этой области?
С у. Гм…
Э в. Тогда мы почти коллеги. Я тоже окончила педагогический. Работаю сейчас здесь в школе. (Подчеркнуто.) С первоклассниками.
С у. У вас есть дети?
Э в. Двое. Они как раз в садике. При фабрике.
С у (Курту). Образцовое заведение твоей империи. Браво, браво!
Э в. Ты, наверно, видела репортаж по телевидению… Там, конечно, было все немного приукрашено.
С у. Но все-таки. У вас действительно порядок. Не обо всех так скажешь.
Э в. Тебе, вероятно, приходится видеть немало и беспорядков?
С у. Я не особенно всматриваюсь. Я больше люблю действовать. В нашем квартале многие женщины не могли работать: не хватало мест в детском саду. Тогда я взяла малышей сначала у одной, затем у других. Через две недели уже больше двадцати висели на моей шее. Вот это была жизнь!
Э в. Как же ты сумела добиться сразу стольких мест?
С у. А-а… Нет, я тогда как раз не работала. Я была тогда с одним скульптором. Собственно, я была его секретаршей… Не замужем за ним. Так просто… Когда он потом перекинулся на монументальное искусство, ему пришлось много ездить — на всякие конференции и совещания. А ателье пустовало чуть ли не месяцами. И я превратила его в детский садик. На ручной тележке привозила молоко и овсяные хлопья, а от прежних пиршеств остались довольно большие горшки, в которых можно было варить кашу на две дюжины ртов. Все шло прекрасно при небольших затратах и некотором воображении. Я даже не знаю, кто больше радовался — я или дети.