К р и ж о в е ц. Да! Я вслушиваюсь и думаю: каким неумолимо жестоким может быть человеческий голос!
Л а у р а. У каждого человека есть право в определенных ситуациях быть неумолимым! Более того, не только право, но и обязанность. Иногда нас к этому призывает чувство собственного достоинства. За эти три года мне случалось быть гораздо тверже, но тебе почему-то не приходили в голову рассуждения о человечности и бесчеловечности. И должна признаться, твоя растяжимая позиция меня просто оскорбляет. Ты сегодня неуловим, тебя просто здесь нет…
К р и ж о в е ц (несколько подчеркнуто). Умоляю тебя, не преувеличивай. К чему это? Ты переиначиваешь каждое мое слово! Я не говорил о бесчеловечности. Я говорю, что твой голос звучит жестоко. Ты сегодня действительно неумолима. Извини, это так. К чему этот разговор о Лицике? Ну кто может сегодня сказать, почему Лицика бросилась под поезд? Он ударил ее хлыстом, ну да, но сегодня это не имеет никакого значения. Все мы грешны… Я одну такую дамочку хотел просто задушить, а она в это время плакала и целовала мне руки. Ее слезы текли по моим рукам, и все-таки я ее оттолкнул. Да если положить на чашу весов все жестокости, которые мы совершили в жизни, каждый из нас достоин самой суровой кары!
Пауза.
Л а у р а. Ах, эта Лицика для меня сегодня… (Хотела что-то сказать, но только устало отмахнулась от какой-то далеко идущей ассоциации.)
Тишина. Мотылек порхает вокруг лампы, садится на стол, ползает среди различных предметов. Крижовец рассматривает его с преувеличенным интересом, по-прежнему твердо намеренный уклониться от серьезного объяснения на любую тему. Сказываются усталость и подсознательное предчувствие вспышки.
(Примирительным тоном.) О чем ты думаешь?
К р и ж о в е ц. Я смотрю на мотылька, что ползает здесь, среди этих вещей! Он влетел сюда оттуда, из тьмы, и оказался между одеколоном и кофеваркой! Как странно выглядят человеческие изобретения рядом с этим крошечным живым существом! Посмотри на флаконы с лекарствами, на маятник. Далеко ли ушел механизм, которым мы измеряем время, от этой зеленой бабочки? Ее крылышки прозрачны, строение ее тельца абсолютно симметрично, она — словно квинтэссенция совершенства. И в то же время какое беспредельное расстояние разделяет нас: ее крошечный рассудок — и разум человека! Она живет бок о бок с нами, но нас не замечает. Мы со своими одеколонами и кофеварками для нее просто не существуем. Для нее нас нет! Ни наших проблем, ни наших драм, ни времени, ни пространства…
Попытка Крижовца уйти от серьезного разговора перешла в искренние размышления. Лаура, во внезапном приступе дикой ярости, словно хищный зверь, бросается к мотыльку и убивает его. При этом она разбивает тарелку, порезав себе руку до крови. Назревает серьезный конфликт.
(Нервно вскакивает, но тут же берет себя в руки.) Что с тобой?
Лаура молча смотрит на него в упор вызывающе-враждебным взглядом. Пауза. Крижовец подходит к балконной двери, останавливается, освещенный светом газового фонаря. Разглядывает улицу, теряющуюся во тьме.
Лаура долго молча смотрит на мертвую бабочку, потом машинально берет ее и бросает на пол. Вытирает руки о свою шаль. Обессиленная, с чувством мольбы о прощении, она идет вслед за Иваном, становится рядом с ним, очень близко.
Л а у р а (долго молча смотрит на Ивана. Упавшим голосом). Дай мне твою руку!
К р и ж о в е ц (отодвигаясь от нее). Оставь меня, пожалуйста! К чему эта экзальтация? Какой смысл в таких душераздирающих сценах? Не могу понять!
Л а у р а (мягко). Я истекаю кровью, я едва сдерживаюсь, чтобы не взвыть от ужаса, а ты пускаешься в рассуждения о какой-то бабочке. Ты будто боишься меня, ускользаешь от меня. Говоришь о мотыльке, лишь бы не видеть, что я стою рядом. И если ты сейчас же не заговоришь со мной по-человечески, искренне, я просто сойду с ума от твоей холодной вежливости! (Порыв бешеной гордости стремительно перешел в слезы измученной ревностью женщины. Сначала жест, точно она собирается рвать на себе одежду и волосы. Затем отчаянный плач. Совершенно сломленная, опускается на колени перед Иваном. Горестно.) Ты сказал, что Ленбах был прав, оттолкнув Лицику, и что ты тоже оттолкнул такую женщину, которая в слезах целовала твои руки. А я? Что такое я?.. Разве мои слезы не текут по твоим рукам? Умоляю тебя, Иван, говори… Скажи хоть что-нибудь, ради бога!