– Тебе придётся общаться с этими людьми, понимаешь? С людьми, которые никогда тобой и твоей жизнью не интересовались.
Я легкомысленно пожала плечами.
– Я тоже ими не особо интересовалась. Поэтому не думаю, что меня тронет их отношение. Но я хочу узнать, что оставил мне дедушка. Имею право.
За мои почти девятнадцать лет, это было самым важным решением, без сомнения. Которое я приняла вопреки маме. Но тогда я понятия не имела, что меня ждет. Даже не подозревала, что по каким-то необъяснимым причинам, меня захотят принять в семью. Конечно, немалую роль в этом сыграли журналисты. Про смерть и завещание, про наследование авторских прав на произведения Николая Михайловича, говорили много. И когда всплыло моё имя, общественность загудела, все захотели на меня посмотреть. А я к этому совершенно не была готова. Я не собиралась становиться частью семьи Кауто, у меня была своя семья, но меня никто не спросил. А потом… потом я оказалась под влиянием имени и обаяния отца. Наша первая встреча с ним для меня была весьма волнительна. А для него… не знаю. До сих пор не знаю, когда отец играет, а когда искренен. В его поведении всё давно смешалось. Когда я ехала в Москву, на электричке, была уверена, что моя поездка займет максимум один день. Что мы встретимся, возможно, пожмем друг другу руки, посмотрим друг на друга с любопытством, и на этом наше общение закончится. Мы ведь чужие друг другу люди, отец никогда мной не интересовался.
Помню, что я почти не волновалась, когда входила в офис адвокатской конторы, где меня ожидали. Волнение проявилось лишь в тот момент, когда я увидела в кабинете отца. Первый раз в своей сознательной жизни я увидела его так близко, я растерялась, замялась в дверях кабинета, и не ожидала той широкой улыбки, что Родион мне подарил. Мало того, он поднялся с кресла мне навстречу, подошёл и обнял, совершенно не сомневаясь в своих действиях и поступках.
– Настя, как я рад тебя видеть.
Отец обнял меня впервые в жизни, прижал к своей благоухающей дорогим одеколоном груди, я машинально ткнулась в неё носом, и неожиданно почувствовала нервный комок, что встал в горле и мешал мне дышать.
Родион отстранился, отступил от меня на шаг, окинул внимательным, изучающим взглядом.
– Ты так похожа на мать, – качнул он головой. – Именно такой я её и помню.
Я молчала. Не знала, что ему сказать на это. Поблагодарить? Подивиться его хорошей памяти?
А Родион совершенно по-отцовски взял меня за руку, подвел ближе к письменному столу и усадил на кресло перед седовласым мужчиной в очках. Его ладони остались лежать на моих плечах.
– Посмотри, Игорь, как у меня взрослая дочка. – Родион рассмеялся. – С ума сойти, да? И это младшая. Я старый становлюсь.
– Не говори ерунды, – отмахнулся от него адвокат, и я узнала его по голосу. Именно с ним я говорила по телефону две недели назад. – Как ваша сессия, Настя? – вдруг поинтересовался он.
Я моргнула, затем поспешила кивнуть.
– Хорошо, спасибо.
Родион наклонился ко мне, заглядывая в лицо.
– Где ты учишься?
– На лингвистике, – ответила я. – В нашем городе. Английский, немецкий и французский языки.
– Моя мама, твоя бабушка, в совершенстве владеет несколькими языками. Наверное, это у тебя от неё.
Я уклончиво пожала плечами. Понятия не имею, от кого это.
– Но учиться в вашем городе – это пережиток, – проговорил отец, наконец присаживаясь рядом со мной в соседнее кресло. – Почему ты не приехала учиться в Москву?
– Не было возможности.
– Теперь всё изменится. Нам нужно познакомиться с тобой поближе, узнать друг друга. – Родион добавил трагизма в голос, тот даже дрогнул. – Папа этого хотел. – Я молчала, чувствовала себя крайне неловко, если честно. Ещё из-за того, что меня с любопытством разглядывали. И отец, и адвокат. Высматривали во мне что-то, зачатки талантов представителей семьи Кауто, наверное. Затем Родион протянул ко мне руку, я так поняла, что мне нужно было вложить свою ладонь в его. Я сомневалась, медлила, затем всё-таки это сделала, мысленно напомнив себе, что это мой отец. – Ты ведь не злишься на меня?
– Не злюсь, – честно сказала я. И добавила: – Я вас не знаю.
Другого человека мои слова, наверняка, смутили бы, а вот Родион лишь шире улыбнулся.
– Ничего, у нас ещё много времени, чтобы друг друга узнать. Всё будет хорошо, дорогая.
Особой веры в слова и обещания отца, у меня никогда не было. Может, потому, что мама меня так воспитала. Хоть и не рассказывала мне про отца и его семью ничего плохого, но и хорошего я не слышала. Выросла с мыслью, что мой отец обманул мою мать, и поэтому веры ему нет. А с момента начала нашего с отцом общения, я приняла его таким, какой он есть. Я всегда видела в отце актера с телеэкрана, и никак иначе воспринимать его у меня не получалось. За годы, прошедшие со дня нашего с ним знакомства, я лишь больше убеждалась в своей правоте.