Туляга — характер сложный, многогранный. Боязливость — не единственная и, пожалуй, не главная его черта. С первого появления в комедии начинают проявляться другие качества этого персонажа. Человек искренний, он тянется к людям открытым, справедливым, духовно более сильным, ищет у них поддержки. Ему присуще чувство иронии. Сначала едва заметно, где-то глубоко в подтексте, потом все отчетливее и отчетливее слышится его насмешка над Горлохватским. В первой картине пятого действия в разговоре с Черноусом и Верой о директоре института он уже не скрывает своей иронии.
Решив разоблачить Горлохватского, Туляга, естественно, не мог раньше срока «потревожить» его; пишет ему «научную» работу, чтобы в конце пьесы все увидели, какой это неуч и шарлатан. Собственно, этого требовал жанр комедии: обличаемое в ней зло должно раскрыться само, свободно, без помех. В чем-то похожую роль в следующей крапивинской комедии «Милый человек» будет играть Язва: он тоже до определенного момента не покажет Жлукте, что знает о его дезертирстве и грязных махинациях. Туляга смеется последним, смеется над Горлохватским, а заодно и над своей нелепой боязливостью.
Сатирическая комедия «Милый человек» написана была во время войны, а читатель и зритель познакомились с ней уже после окончания войны (опубликована она в сентябре 1945 года, тогда же прошли и первые спектакли в Театре имени Янки Купалы).
Новая комедия К. Крапивы недолго продержалась на сцене, но в свое время она вызвала самые оживленные споры. Большинство критиков и рецензентов считало ее произведением талантливым, острым, интересным, но сложным для сценического воплощения. Сдержанный прием спектакля зрителем склонны были объяснить просчетами режиссуры и исполнителей. В ряде же статей утверждалось, что в комедии «нарушены реальные соотношения между отрицательным и положительным», «сгущены черные краски».
Многие обстоятельства повлияли на то, что «Милый человек» при своем появлении не был понят и оценен по достоинству ни критикой, ни зрителем. Не последнюю роль в этом сыграл, вероятно, момент появления комедии. Только что окончилась война; советские люди ждали спектакля, который глубоко раскрыл бы значение нашей победы над фашизмом, выявил бы истоки великого подвига советского народа. А в «Милом человеке» речь шла о другом. Нельзя забывать, что и зрители к тому времени успели отвыкнуть от сатирических спектаклей. Недоверие к сатире, сложившееся в предвоенные годы, привело к тому, что в печати и на сцене в лучшем случае можно было встретить незамысловатые произведения нравоучительного характера или бытовые сценки, где слегка критиковались так называемые «мелочи» жизни. Произведения масштабные, которые вскрывали бы теневые стороны жизни, появлялись редко. Некоторыми критиками утверждалось даже, будто изображение отрицательного может оскорбить чувства честных советских людей. Регламентировалась не только сатира, но и ее понимание. Это не могло не отразиться на читателе и зрителе.
К тому же К. Крапива использовал ряд приемов театральной условности, рассчитанных на усиление сатирического эффекта. Само произведение «создается» на глазах у зрителей одним из его персонажей — Язвой. Он выступает как «автор» комедии и берет в качестве ее персонажей своего соседа — проходимца Жлукту и клиентов, которым этот «милый человек» оказывает различный услуги.
Относительно образа Язвы высказывались резко противоположные мнения: одни считали его чисто условной фигурой; другие, наоборот, — только реально действующим лицом и потому недоумевали: как же могло случиться, что честный советский человек (а Язва таким и предстает в комедии) спокойно наблюдает, как дезертир, «беглый заведующий хозяйством» Жлукта, выдавая себя за эвакуированного племянника Луначарского, творит грязные махинации, и даже радуется, когда он, Жлукта, достигает успеха.
Понять образ Язвы можно лишь в связи с творческой задачей, которую К. Крапива решал в комедии: он не только исследовал, обобщал определенные явления действительности, но и осмысливал роль искусства в жизни народа, в частности роль сатиры. В этом смысле его комедия была произведением острополемическим, направленным против догматических взглядов на сатиру, господствовавших тогда в критике, против самой тенденции игнорирования и отрицания сатиры.