Драмы и комедии

П а н и  Я н д р ы х о в с к а я. Получишь двадцать плетей.

Т о д о р а. Богом молю, панечка, смилуйся, хатки не разрушай. Сироты малые… зима идет.

П а н и  Я н д р ы х о в с к а я. Что ж, прикажешь мне твоих щенят воспитывать?

Тодора упала на землю и лежит некоторое время неподвижно. Ее оттаскивают солдаты.

Д а н и л а (деду Бадылю). Эх, дед! Давай, что ли, закурим. Закурим с горя.

Данила берет у деда Бадыля кисет, медленно развязывает и глядит на солдата, который подозрительно следит за его движениями. У Данилы внезапно возникает мысль: он швыряет в глаза солдату горсть махорки и бросается бежать. Второй солдат целится в него из винтовки, но мать Данилы забегает вперед, заслоняя сына.

М а т ь  Д а н и л ы (машет руками, как на бешеного быка). Куда ты целишься, гад? Куда?

Солдат делает два шага в сторону, чтобы видеть цель, но мать снова забегает вперед. Солдат стреляет — мать Данилы падает, раскинув руки. Марылька кидается к матери с отчаянным криком: «Мама! Мама!» Часть солдат бросается вдогонку за Данилой, остальные гонят на конюшню арестованных. Видя, что солдаты собираются стрелять, толпа разбегается. П а н и  Я н д р ы х о в с к а я  убежала в дом еще при первом выстреле. На сцене остается только Марылька. Она припала к материнской груди, плечи ее вздрагивают от рыданий.

М а р ы л ь к а (глядит куда-то вдаль, вытирает слезы рукавом домотканой свитки, слишком большой для нее, и голосит).

«Ой, мамочка-голубочка,
чем я тебя так прогневала,
что ты лежишь, не откликаешься?
Уста твои умолкшие,
грудь твоя застывшая.
Ой, братец мой родименький,
остались мы сиротками,
давай, братец, подумаем,
как маму нам назад вернуть.
Слезою ли горячею
согреем сердце матушке,
залечим раны страшные,
отгоним смерть постылую».

(Снова заливается плачем и припадает к материнской груди.)

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Хата деда Бадыля. Налево — печь. В углу напротив — стол под образами. Д е д  Б а д ы л ь  стоит у печи, опершись локтями о печной выступ, кашляет. Н а с т у л я  шьет и напевает:

«Петрова ночка коротенька,
да не выспалась молоденька.
Ягодки брала — дремала,
села перебирать — уснула,
села перебирать — уснула.
Наехал Иванка — не слыхала.
Махнул он плеткой — не домахнул,
покатил колечко — не докатил,
покатил колечко — не докатил.
Снял он кафтанчик да укрыл.
Спи, моя девочка, высыпайся,
не к батюшке едешь, а к свекру,
не к матушке едешь — к свекрови.
Они тебя нежить не будут,
они тебя раненько разбудят».

Д е д  Б а д ы л ь. Брось, дитятко. Хватит тебе глаза слепить, темно уже.

Н а с т у л я. Хотела тебе рубашку кончить сегодня.

Д е д  Б а д ы л ь. Завтра кончишь. Может, не помру еще за эту ночь.

Н а с т у л я. Я ее не на смерть тебе шью.

Д е д  Б а д ы л ь. А она, дитятко, пускай будет чистая. Дышать что-то тяжело стало. Слаб я уже.

Н а с т у л я. Не говори так, дедуля, не нагоняй на меня тоску.

Д е д  Б а д ы л ь. Хорошо, что хоть тебя вырастил.

Н а с т у л я. Заживет спина, поправишься и поживешь еще годков десять. На моей свадьбе еще спляшешь.

Д е д  Б а д ы л ь. Да оно дай боже. Бывало, как еще плясал!

Н а с т у л я. Тише! (Прислушивается.) Кто-то с бубенцами едет. (Смотрит в окно.) Дедулечка, к нам во двор заезжают!

Д е д  Б а д ы л ь. Кто заезжает?

Н а с т у л я. А кто их знает.

Д е д  Б а д ы л ь. Может, опять солдаты.

Н а с т у л я. Да нет, так какие-то… Один пожилой, а другой молодой.

Д е д  Б а д ы л ь. Так не сваты ли, гляди?

Н а с т у л я. Что ты, дедуля! К кому же бы им приезжать?

Д е д  Б а д ы л ь. Да уж не иначе, как ко мне.

Н а с т у л я. Неужто ко мне? Дедушка, что же мне делать? Не одета ведь я.

Д е д  Б а д ы л ь. Узнают нашу дочку и в простом платочке.

Входят  Л о м о т ь  и  А н т о н.

Л о м о т ь. Добрый вечер вам, рады ли вы нам? Коли рады, принимайте нас, а не рады — отсылайте нас.

Д е д  Б а д ы л ь. Добрый вечер. Да мы еще не знаем, что вы за люди, чтобы радоваться.