Кузьма и Виктор, помертвев, слушают.
Наш Сталин хваленый войну проиграл. Зачем же убивать себя? У мертвого нет родины, ничего нет, только земля во рту. Не бойтесь, переходите спокойно!
К у з ь м а. Изменник! Это у тебя ничего нет, даже земли могильной!
Г о л о с Е р м о л а я. Витя, брат, и отец, переходите, если вы еще живы, верьте мне. Немцы победили нас! Зачем даром проливать кровь! Нас ведь в землю втопчут! До свидания…
К у з ь м а. До скорого свидания… сыночек. Побирушка, милостыню пошел просить.
Г о л о с. А теперь слушайте солдата отдельного сто шестнадцатого батальона Сергея Железнова!
Г о л о с Ж е л е з н о в а. Товарищи! Я раненым попал в плен. Меня вылечили, и вот я говорю вам… Меня вылечили, чтобы купить. В лазарете я понавидался… как без жалости убивают пленных. Не поддавайтесь обману, не переходите!
Автоматная очередь.
Смерть немецким оккупантам!
Е л к и н. Капитан, запишите фамилию солдата! Представим его к награде.
Г о л о с. Приносим извинения! На радиостанцию пробрался агент русской разведки. Он все врал. Слушайте русские песни.
К у з ь м а. Бывает, что смерть красивая, а бывает, что жизнь хуже смерти.
В и к т о р. Отец, ты что задумал?
К у з ь м а. Значит, так: не падай духом, всегда надейся на будущее, люби Родину. Человек, потерявший веру, останется один. Дайка твой автомат. (Берет у Виктора автомат.)
В и к т о р. Ты куда, отец?
К у з ь м а. Сынок! Ты запомнил, что я тебе говорил? Я ухожу. Я его из-под земли достану.
М и х а и л. Кузьма Александрович, куда?
К у з ь м а. Пойду за языком. Я должен сыночку своему отнести пайку. Пайка ему полагается.
Пулеметная очередь. Трассирующие пули пишут на небе: «1943 год».
На авансцене слева — М и х а и л, К р о ш к а, В и к т о р, справа — н е м е ц к и й о ф и ц е р.
Н е м е ц (в рупор). Эй, Иван!
В и к т о р (в рупор). Эй, Фриц!
Н е м е ц (играет на губной гармонике «Лорелею»). Иван, переходи на нашу сторону, угощу копченой рыбкой.
В и к т о р. Фриц, переходи, угощу тебя русской водкой. Хлопнешь сто грамм, и покажется тебе, что ты дома.
Н е м е ц. Да у меня кое-что получше водки есть — французский коньяк, немецкий шнапс.
К р о ш к а. Товарищ капитан, ты же земляк мой, дай мне эту дудку, я им скажу, что думаю.
М и х а и л. Я знаю, что ты им на своих четырех языках скажешь, поэтому не дам.
К р о ш к а. Почему, кацо? Я скажу правду.
М и х а и л. В эту дудку ругаться нельзя.
К р о ш к а. Ругаться нельзя! Я что, их звал сюда? Или их звал покойный Седрак? Теперь и не выругай. А они мне одно ухо продырявили, теперь во второе стреляют. Опять стреляют, видишь?
М и х а и л. В укрытие!
К р о ш к а. А у меня прививка. Витя, про отца не слышно? А про брата?
В и к т о р. Нет. Живы, нет ли, не знаю.
Н е м е ц. Эй, Иван! Как тебе живется?
В и к т о р. Ничего, Фриц! То ты меня в прошлом году преследовал. Теперь я за тобой бегу.
Н е м е ц. Рано радуешься. Мы тебя заманиваем. Сам суешь голову в петлю.
В и к т о р. Особенно по Сталинграду видно, кто сам сует голову в петлю.
Н е м е ц. Этим летом мы возьмем Сталинград снова. Сдавайтесь в плен.
К р о ш к а. Скажи ему — что же ты не приходишь и не забираешь нас в плен. А ну, давай!
В и к т о р. Не мешай, Крошка. Фриц, мы бы сдались, но вы так драпаете, что мы вас никак не догоним.
К р о ш к а (кричит в рупор). Ха, ха, ха!
М и х а и л. Крошка, на губу пойдешь.
К р о ш к а. Ва! В прошлом году они как над нами смеялись! Я им возвращаю смех. Это же не ругань, просто ха-ха-ха!
Появляется К р а в ц о в.
К р а в ц о в. Товарищ капитан, снимайтесь с места, наступление.
Затемнение.
Занавес открывается.
Комната в разрушенном доме. М и х а и л сидит и листает бумаги. Рядом — В и к т о р.
М и х а и л (он в чине майора). Дай-ка материалы по лагерю пленных. Куда Маша девалась? Крошка тоже не появляется…
М а р и я (медленно входит). Я их своими руками удушу… всех… перестреляю… Никого… не оставлю.
М и х а и л. Маша! Ты что плачешь?
М а р и я. Все мои родные… Погибли в Ленинграде… Соседка написала… (Уходит в другую комнату.)