М и х а и л (кричит ей вслед). Может, соседка не все знает?.. Маша!
В и к т о р. Товарищ майор… я видел собственными глазами, как Крошка в воронку прыгнул. Потом в эту воронку упала бомба… и как не было Крошки.
К р о ш к а входит напевая.
К р о ш к а. Товарищ майор, ты что, живой?
М и х а и л. А ты-то живой?
К р о ш к а. Что? Говори громче, дырявое ухо плохо слышит. Другим ухом немного могу.
М и х а и л. Ты живой?!
К р о ш к а. А как же я сюда добрался, если бы был неживой, а? Где они берут столько бомб, слушай? Ну и война! Небо на землю свалилось!
В и к т о р. Это в тебя бомба попала, Крошка! Бомба, слышишь? Прямое попадание!
К р о ш к а. Прямо не знал, в какую яму голову сунуть. Тут поле, на поле все мертвые — наши танки, их танки, наши солдаты, ихние… Я один живой там ползал. Ну, немцы давай в меня стрелять. Сколько их, а я один. Миша-джан, сколько стоит убить одного?
М и х а и л. Большая деревня девять лет не будет ни пахать, ни сеять, проживет на эти деньги.
К р о ш к а. Вах, какие убытки! Миша-джан, я наполовину глухой, я буду вдвое больше тебя говорить, можно? Эх, дали бы нам эти деньги! Земля была бы как райский сад, и никто никого не убивал бы.
М и х а и л. Если бы все было так просто, то вообще войн не было бы. А воюют.
В и к т о р. Крошка! Я ведь собственными глазами видел, как тебя бомба похоронила!
К р о ш к а. Похороненный бомбой — не всегда мертвый. Я вылез. Сколько раз я уже умирал? (Считает на пальцах.) Пальцев не хватает. Теперь пусть хоть большая бомба на меня падает, я даже не почувствую.
М и х а и л. Да, вряд ли почувствуешь!
К р о ш к а. Не понял, что ты сказал, но я счастливчик. Вах! Вот будет смеху, если я всю войну пройду живым и здоровым, а накануне… капут!
М и х а и л. Да. Будет жутко смешно.
К р о ш к а. Товарищ майор, если вас мой храп не пугает, я пойду посплю в той комнате.
М и х а и л. Ты на войне привык к смерти, а я к твоему храпу.
К р о ш к а уходит.
Входит К у з ь м а, оборванный, босой, поседевший.
К у з ь м а. Нашел, нашел я вас.
Михаил и Виктор с удивлением смотрят на него.
Не узнали?
В и к т о р. Отец? Ты, отец? (Обнял его.)
К у з ь м а. Он самый, сынок!
М и х а и л. Кузьма Александрович, вы вернулись!
К у з ь м а. Я-то вернулся.
В и к т о р. А он… не нашел его?
Кузьма качает головой.
М и х а и л. Вы попали в лагерь?
К у з ь м а. Да. Подвел трофейный немецкий автомат… меня раненого взяли в плен. (Разрывает ватник, достает маленькую книжечку и сухарь.)
В и к т о р. Отец, я понимаю, ты хранил партбилет, но сухарь зачем?
К у з ь м а. А я заодно. Сухарь хлеба не просит. Они вместе плен пережидали. Я же сказал, что достану Ермолая из-под земли и отдам ему его пайку.
М а р и я (входит). Нет, не могу я спать. Не могу. Пойду к Кравцову. Он просил помочь. (Уходит.)
Затемнение.
Музыкальная пауза.
К р а в ц о в и М а р и я вводят пленного Р у д о л ь ф а Б ю х н е р а. Пленный обеими руками держит штаны.
К р а в ц о в. Товарищ майор, принимайте, начальник лагеря военнопленных. Он было переоделся, хотел сбежать. Его опознали пленные. Вот документы и фотографии.
М а р и я. А я у него пуговицы на штанах срезала, чтобы случайно не сбежал.
М и х а и л (просматривает документы). Рудольф Бюхнер, может быть, брат Вилли?
Р у д о л ь ф. Ви знает мой брат Вилли? Он живой?
М и х а и л. А вы не читали его обращение?
Р у д о л ь ф. Какой есть обращение?
М и х а и л. Он обратился ко всем немцам с призывом — пора кончать с бесноватым Гитлером, пока он не привел Германию к национальной катастрофе.
Р у д о л ь ф. Это не есть мой брат.
М и х а и л. Вот его подпись.
Р у д о л ь ф. Не скажите мне, подпись легко подделай. Майн брат ни при каким обстоятельствам не изменит идея.
М и х а и л. При некоторых обстоятельствах даже ваш брат смог изменить идее. После Курской дуги и нашего наступления по всему фронту. Когда рушатся укрепления, рушатся убеждения.
Р у д о л ь ф. Игра не есть проиграна, нет финальный свист! Война нет кончен. Я не зналь, кто победит. Лючше оставаться честни зольдат своей государство.