М и х а и л. С кем это ты поругался?
К р о ш к а. Когда меня выпустили из госпиталя, то послали в пехоту. Тут, слушай, один сержант привязался ко мне: ты, говорит, отдай мне свой окоп, а для себя копай новый, понял? Вот, видал такого? Где я тебе окоп вырою, тут одни могилы. Он разве соображает. Не обращай, говорит, внимания, что могилы, копай, и все. Это что, дедушкин огород, копай ему! Покойникам в могиле лежать не дают. Да он разве соображает? Когда я говорю — бык, он скажет — корова, иди дои. Такого дурака ничему не научишь. Если у тебя голова будет гореть, он скажет, подойди, я прикурю. Я рыл, рыл ему окоп, вырыл, как дворец, он говорит: еще копни. Я копнул, там человек лежит, одни, правда, кости. Я говорю: нельзя здесь копать. А он про мою маму сказал. А я ему на четырех языках. Прямо сумасшедший дом. Миша-джан, возьми меня обратно. Что я у этого безголового потерял. А начнут тебя спрашивать, скажи: это наш солдат, мы его долго искали и наконец нашли.
М и х а и л. Я думаю, это нетрудно будет сделать. Тем более что мы тебя искали.
К р о ш к а. Вот, мне снилось, что я возвращаюсь домой. И вот сон мой сбылся.
Входит Е л к и н. Он уже в чине полковника.
Е л к и н. Товарищ Халимоненко, по приказу штаба я назначен парламентером. Я должен передать ультиматум находящемуся в окружении противнику. Ты идешь со мной.
Михаил берет у него из рук белый флаг.
Ты что, ранен?
М и х а и л. Да, они стреляют, злятся, если мы музыку не передаем.
Е л к и н. Хромой парламентер не годится.
М и х а и л. Ходить я могу.
К р о ш к а. Я пойду, товарищ полковник! Я его свободно заменю.
М и х а и л. Крошка!
К р о ш к а. Что ты, Миша-джан, знаешь, какой я бессмертный? Разрешите с вами идти, товарищ полковник?!
Е л к и н. Ты… ты с нами был в окружении, что ли? Тебя же ранили!
К р о ш к а. Так точно. Но я вернулся к своим из госпиталя. Между прочим, помните нашего ребеночка? Растет, такой парнишка мировой.
Е л к и н. Держи белый флаг. Только ругаться парламентеру нельзя, понял?
Входит К р а в ц о в.
Е л к и н. Товарищ Кравцов, пойдемте.
К р а в ц о в, К р о ш к а и Е л к и н прощаются, уходят.
К у з ь м а. Осторожней вам надо. Без оружия идете.
В и к т о р. Отец, не волнуйся, согласно Гаагской конференции, парламентерам обеспечивается полная безопасность.
К у з ь м а. Так-то оно так… Но заведи-ка музыку, сынок.
Звучит «Майн либер Августин».
Вот и хорошо. Передали ультиматум, возвращаются. И город спасается, и мирные жители.
Выстрелы.
Что такое?! Они стреляют в парламентеров?! Поймать их и расстрелять надо! Звери! Эй! Стойте!
М и х а и л. Поддержим их огнем. (По телефону.) Товарищ второй. По парламентерам стреляют. Подсобите огнем.
Грохот орудий, стрекот пулеметов. Мария и Кузьма стреляют. В и к т о р убегает и возвращается с К р о ш к о й на спине. Крошка держит окровавленный белый флаг.
К р о ш к а. Ну что стрелять было, что стрелять? Добра ведь им желали! Вот думал я, что бессмертен… Миша-джан, если поедешь к матери в Тбилиси, найди мою семью, расскажи им, как я погиб. Вот я на прощанье выругаюсь как следует. (Поднял руку.) Ах ты, мать вашу… (Упал.)
К р о ш к у выносят. П е р в ы й с о л д а т вводит т р о и х пленных н е м ц е в.
П е р в ы й с о л д а т. Становитесь к стенке.
Двое встали у стены, третий сразу же отвернулся лицом к стене.
К у з ь м а (третьему). А ну, повернись!
П е р в ы й с о л д а т. Да что он по-нашему поймет. (Михаилу.) Переведите, товарищ майор.
К у з ь м а. Нет, я чувствую, ему перевод не нужен. Он знает русский язык. А ну, повернись, смотри в глаза! Повернись, если ты мужик, а не тряпка.
Е р м о л а й (поворачивается). Прости, отец! (Падает на колени.)
Кузьма дает по нему автоматную очередь.
Ермолай упал, потом пытается подняться и падает опять…
Кузьма роняет автомат, падает, ползет к Ермолаю.
К у з ь м а. Помогите! Помогите! Спасите!
М а р и я уводит оставшихся п л е н н ы х.