К е ч о. Куда ты собрался ночью?..
К а р а м а н. Пусть меня лучше волки съедят, чем я буду гостить у такого жадного человека!
Слышна песня запоздалого путника:
Затемнение.
Светает, кричит петух. По дороге бредут К а р а м а н и К е ч о.
К а р а м а н. Легче заново родиться, чем найти невесту.
К е ч о. А вон та не подойдет тебе? (Показывает в сторону зала.)
К а р а м а н. Одноглазая?
К е ч о. Ангелов ищешь, а они на небе.
К а р а м а н. Да я бы на любую согласился, лишь бы быстрее.
К е ч о. Решил отступить?
К а р а м а н. Ты меня просто сглазил, у меня уже ноги не идут…
К е ч о. Ладно, говорят, тут рядом есть красотка дворянского рода…
К а р а м а н. Золотко, ты молодец! Дворянских дочек кое-как не растят. Они должны и петь, и плясать, и шить, и ткать, чтобы служанкам показывать, — в общем, они мастерицы бывают на все руки…
Затемнение.
Двор Энгиоза. Э л и к о играет на гитаре, у ворот К е ч о и К а р а м а н, они чуть отстали от П а ц и и, которая входит во двор с двумя корзинами.
Э н г и о з. Ну, Пация, добыла еду?
П а ц и я. Да, соседи одолжили два круга сыра, пять фунтов лобио и около килограмма ветчины. Завтрак и обед теперь могу подать, перед гостями не осрамлюсь, а вечером — бог поможет…
Э н г и о з. Ну, пошла на кухню, не мозоль глаза, вот-вот прибудут гости. А где ты груши взяла?
П а ц и я. Твой бывший крепостной подарил, знает, как мы перебиваемся. Дочка, перестань бренчать, лучше помоги мне, бог на тебя не разгневается, если пальцем шевельнешь, твои же смотрины.
Э н г и о з. Не нахальничай, ты, крестьянская дочь, не забывай, что я — дворянин, тебе честь оказал, моей женой сделал. Язык начала распускать, так я и укоротить могу…
П а ц и я (махнув рукой). Сказала бы я словечко… А, ладно, дочка, хоть цыпленка ощипи, у меня же не сто рук.
Э л и к о. Отстань, я песню разучиваю, да и не умею я цыплят щипать, в жизни руки таким делом не пачкала.
П а ц и я. Чтоб вы однажды провалились оба — и отец и дочь!
Э л и к о. Раз ты крестьянка, ты должна нам прислуживать.
Э н г и о з. И когда ты научишься знать свое место и молча исполнять свои обязанности?
П а ц и я. Хоть бы ты своих проклятущих псов привязал в сарае, боюсь из-за них по двору проходить, того и гляди с голода сожрут меня.
Э н г и о з. Не смей о моих борзых так говорить, а то как стукну, швайн!
П а ц и я. Бедная я, несчастная, и где была моя голова, когда в дворянскую петлю полезла? (Уходит.)
Скулит собака, наверное, она ее ударила.
Э н г и о з. Угомонись, нахалка, не то последнюю лопату о твою пустую башку сломаю.
Входят К е ч о и К а р а м а н.
Добро пожаловать, молодые люди, бите шен, а вот это фройлейн Элико.
Э л и к о низко приседает и убегает.
Проходите, я только распоряжусь слугами. (Уходит.)
К е ч о. Ну, эта хоть тебе приглянулась, разборчивый жених?!
К а р а м а н. Ничего, симпатичная, стоит поговорить.
К е ч о. А видел ее господское платье, сама шила…
К а р а м а н. Ничего, только один рукав короче другого.
К е ч о. Если ты так все будешь браковать, не видать тебе семейного ярма как своих ушей.
К а р а м а н. Прежде чем жениться, говорил мой покойный отец, надо семь раз отмерить, но вообще — не в рукавах счастье…
Входит Э н г и о з с корзиной груш.
Э н г и о з. Пока обед будет готов, попробуйте груши, царские груши, из нашего фамильного сада, битте, битте!
К а р а м а н. Груши аппетит отбивают.
К е ч о. А я могу до обеда. (Пробует груши.) Как мед, надо бы и мне такие деревья посадить.