Этери приносит стулья, все садятся. Молчание.
Язык для того и дан, чтобы ничего в душе не таить. Если в дом, где есть невеста, приходит холостой парень, ясно, что ему нужно. Пусть молодые приглядятся друг к другу, да и по рукам. Я стол накрою, а вы карточки посмотрите. Этери, развлекай гостей, чтоб не скучали. (Уходит.)
Э т е р и (достав альбом). Это мой блаженной памяти отец, он ушел от нас, когда мне был год. А это мои братья-гимназисты.
К а р а м а н. Неужели эта красавица ты?
Э т е р и. Не узнал?
К а р а м а н. А вон ту родинку на щеке кошка съела?
Э т е р и. Это муха. Когда фотографировали, мне велели не шевелиться, так я ее и терпела.
К а р а м а н. Без родинки ты еще лучше, прямо месяц ясный.
Э т е р и. Который только ночью виден? В темноте? (Смеется.)
Ф о с и н е вносит стол с едой.
Ф о с и н е. Давайте пить, есть и веселиться. Кто не умеет веселиться, тот не умеет и работать.
К а р а м а н. Меня дед трижды в вино окунал, когда крестил, а вот мой друг даже от рога из петушиной шпоры пьянеет.
К е ч о. Посмотрим, кто лучше умеет пить, тебе следовало бы налечь на копченую гусятину, Караман.
К а р а м а н. Я и без нее рассудок потерял. Эта девушка краше всех, кого я видел, за такую и жизнь отдать не жалко.
Ф о с и н е. Сыновей нет дома, придется мне быть тамадой. Выпьем, чтобы никогда не гас огонь в этом доме!
К а р а м а н. И вино твое, как огонь, и дочь твоя пьянит, как вино!
К е ч о. Пусть твоя дочь согреет холодный очаг моего друга, пусть огнем заиграет в ледяной постели недавнего холостяка.
К а р а м а н. Один глоток выпил и понес ерунду!
Ф о с и н е. Нет, мертвецом надо быть, чтобы не выпить за такое пожелание! За твоих родных, Кечули! За близнецов!
К е ч о. У кого их нет, пусть меня догоняют! Караман, а ты что же не пьешь за моих ребят? За этих и за будущих, скоро у меня еще близнецы появятся, скоро я весь мир наводню близнецами, скоро мне смерть будет не страшна, пусть к Этери и Караману перейдет хоть кусочек моего счастья.
К а р а м а н. Кечули, пойди полежи!
Ф о с и н е. Ничего, пусть пьет.
К е ч о. Думаешь, я пьян? Доброта этого дома, сладость и тепло одурманили меня, как медведя, наевшегося меда. Увидел я, что дело наконец слаживается, вот меня и развезло…
К а р а м а н. Как бы он не стал скандалить, он во хмелю бывает буйным…
Ф о с и н е. Пусть полежит в холодочке…
К е ч о (поет).
Подтягивай, Карамаша! Знаешь, что я сделаю на твоей свадьбе? Не знаешь? За здоровье незнайки!
К а р а м а н. Надо было ему пить петушиным рогом!
Ф о с и н е. Хорошо, что ты напомнил! (Повысив голос.) Рог!
К а р а м а н. Не надо рога, дорогая Фосине.
Ф о с и н е. Не учи меня. Рог!
К а р а м а н (к Этери). Не уходи, останься, без тебя здесь потемнеет, как в безлунную ночь.
Э т е р и. Я не могу ослушаться мать… (Уходит.)
Ф о с и н е. Есть у меня дядя Амбросий, мелочнее и жаднее человека я не знаю, но нельзя же дядю оставить без тоста.
Э т е р и выносит рог, сделанный из петушиной шпоры, и наперсток.
Вот этот рог мы выпьем за моего дядю, большего он не стоит, а наперсток — за его жену. Неплохая она женщина, но раз не сумела мужа перевоспитать, другого не заслуживает.
К а р а м а н. Алаверды, Кечули! (Выпил.) Не засыпай!
К е ч о. Что, я буду пить из петушиной шпоры?! Насмешки. (Выпил, вытер усы.) От такого угощения я даже протрезвел.
Ф о с и н е. Выпить такой рог легко, а вот наполнить потруднее.
К е ч о. Да это проще пареной репы! Вот… только десять капель пролил.
Э т е р и. Сюда только семь капель и входит.
К е ч о. Подумаешь, что пролил, пусть пойдет за здоровье всех скупердяев.
Ф о с и н е. А ты, Караман, не попробуешь наполнить этот рог?
К а р а м а н. Пожалуйста. (Наливает.)
Ф о с и н е. Молодец, твердая рука! А теперь — танцы. (Достает дойру.)
К е ч о. Только танцев нам и не хватает для счастья! (Вскакивает.)
Ф о с и н е (удерживая его). Погоди, пусть Караман танцует.
К е ч о. А если мне хочется?
Ф о с и н е. Сначала Караман, вдруг он хром или у него повреждена рука?