Федор. Так, шестьдесят — семьдесят, Владимир Ильич.
Ленин. Все-таки... А в других районах Петербурга... не было случаев... не громили оружейные лавки?
Федор. По моим сведениям, нет.
Ленин (с сожалением). По моим, тоже нет. Надо бросить клич на заводы... Куйте оружие в цехах! Пусть вооружаются кто как может. Пика так пика, ятаган так ятаган! И бомбы...
Варвара. Бомбы. Владимир Ильич, мы научились делать по македонскому образцу...
Ленин (живо). Ну-ка, ну-ка...
Варвара. Бертолетова соль, смоченная керосином. Здорово получается!
Ленин. Бертолетова соль? (Федору). Бертолетову соль вы достанете в любой петеребургской аптеке. Отличная мысль. Но главное — пусть сами рабочие куют оружие. Главное — неиссякаемая, праздничная энергия масс. Кстати, когда поедете, не забудьте захватить у Надежды Константиновны литературу для Петербургского комитета. Все уже приготовлено. Два чемодана с двойным дном. И панцирь...
Федор. Когда зайти, Владимир Ильич?
Ленин. Зависит от того, когда вы тронетесь...
Пауза.
Федор. Сегодня.
Ленин. Зачем же спешить? (Искоса глянул на Федора).
Все трое засмеялись.
Варвара. Вместе и поедем. Поезд в двенадцать восемнадцать.
Федор. Есть еще в десять сорок восемь.
Ленин. Из вас, кажется, выйдет толк. Паспорт есть у вас? Деньги? Кланяйтесь петербургским товарищам, и в частности товарищу Кате... (Обнял Федора). Скажите, что мы дали слово мосье Трику! А давши слово — держись!
Варвара (издали). Будем держаться, Владимир Ильич!
Федор (издали). До утра, Владимир Ильич!
Ушли, Ленин машет им вслед рукой.
Ленин (один, тихо, с тоской и невыразимой болью). Ах, как бы мне хотелось очутиться в России!..
Занав ес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Буфет-ресторан первого класса на Варшавском вокзале в Петербурге. Дымно, шумно, полно пьяных офицеров в расстегнутых шинелях, в заломленных маньчжурских папахах. Во всю стену объявление: «Несмотря на забастовку, получены новые английские цветные жилеты, шелковые кашне и кашколь. Жокей-клуб, Невский, 40». Вход в ресторан справа, через гардероб, находящийся под лестницей. У вешалки дремлет швейцар. Из ресторана выходит Игнатий, за ним густо напудренная и нарумяненная дама в большой шляпе с пером.
Игнатий (швейцару). Зовите жандарма.
Швейцар открывает глаза.
Арестуйте меня.
Швейцар. Идите, господин хороший, домой. Отоспитесь. Игнатий. Зовите жандарма.
Дама с пером. Кроме шуток. Пущай хватает — политик? Ему в холодной покой будет. На воле ему покоя нету. На моих глазах третью ночь мается, истинный господь! Я при ем, как заброшенная чайка.
Игнатий (холодно). На колени перед вами встать? Зовите жандарма.
Швейцар. Каждый пьянчужка из себя нынче революционера воображает. Времечко! Тюрем на вас, алкоголиков, не настроишься... Уводи его, жертва вечерняя, а то я тебя и взаправду загребу.
Дама с пером (закурила, пыхнула в лицо швейцару дымом). Боялась я тебя, у меня билет, я законная... (Взяла под руку Игнатия). А еще хвалился, выкуп дадут. Как же, ждали нас! Не берут тебя, дурачок, в кутузке местов нету, пойдем шансонетки слушать... Эх ты, бомбистик!..
Она берет его под руку, они входят в ресторан. Появляется носильщик с чемоданом, за ним Варвара с корзиночкой и Федор в мягкой шляпе, в пальто-реглан, очень толстый.
Федор (важно). Благодарствую, голубчик.
Дает носильщику монету, тот, кланяясь, уходит.
(Берет чемодан).
Швейцар. Не положено в первый класс с вещичками, пожалуйте сюда. (Забирает у Федора чемодан, хочет взять у Варвары корзиночку).
Варвара. Как хотите, а я со своей не расстанусь!
Швейцар. Не извольте беспокоиться...
Варвара. Человек я простой. Что мое, то и со мной.
Идут в ресторан.
(Федору). Напрасно чемодан оставил...
Садятся за столик в углу. Кривляясь, вскочила на эстраду одетая в японскую военную форму певичка. Ее встретили аплодисментами, пьяными возгласами.
Федор (оглядывая зал, тихо). Нас не встречают и здесь. Варвара. Погляди хорошенько.
Федор поднимается, снова оглядывает зал.
Официант (подлетает к столику). Чего изволите?
Федор. Бутылку вина.
Официант убегает.
Что-то случилось, Варвара Николаевна, никого нет.
Певичка (визгливым голосом поет, приплясывая и посылая воздушные поцелуи).
Увидав успех атаки,
Желтолицые макаки,
Увлекаясь через край,
Кричат: «Банзай!»
Варвара. На Николаевский вокзал сама-то я переправлюсь, а вот как с багажом?
Федор. Подождем еще немного...
Официант ставит бутылку вина, бокалы.
Спасибо, голубчик. Скажи-ка, чего это народу набилось на вокзале?
Официант. Забастовка-с. Вон господа офицеры со вчерашнего дня эшелон ждут... Одна дорога кончит, другая начинает...
Варвара. А на Москву поезда ходят?
Официант. Через пень-колоду... (Убегает).
Певичка (визжит).
Если ж бьют их поголовно,
То они прехладнокровно
Ищут счастья в лучшем мире,
Хара-ки-ри, харакири!
Аплодисменты. Певичка убегает.
Федор (аплодируя). Кажется, идут.
Господа, господа, наконец-то!
Катя и Сережа подходят. Рукопожатия, Федор и Катя целуются.
Катя. Мы были на дебаркадере, теперь из-за этих забастовщиков все расписания перепутались. (Тихо). Следил филер, боялись привести...
Федор (представляя Варвару). Евдокия Степановна... Едет изВаршавы к супругу, доблестному воину, в госпиталь... (Тихо). Переправить сегодня же. С нею транспорт. (Громко). Как, в Москву поезда ходят?
Катя. А вот Сережа все узнает.
Варвара. Нет уж, я сама пойду, муж увечный ждет. (Тихо). Всем сразу уходить не надо. (Громко). Наделала вам хлопот, простите... (Прощается с Федором и Катей, уходит с Сережей).
Федор (следит за ними глазами). А кто этот Сережа? Я его раньше не видел.
Катя. Ты многих, которые теперь у нас, не видел, Федя!
Федор. Ну?
Катя. Здравствуй.
Тихо и радостно смеются, глядя друг на друга.
(Берет бокал, везет его по скатерти к бокалу Федора. Звенят бокалы). Я такая счастливая сейчас, Федя... (Смотрит на него сияющими глазами). Вижу тебя... Ты живой, рядом... Я очень счастлива, Федя. Не время и не место говорить об этом, но я говорю: я очень счастлива! Почему ты молчишь?
Федор. Молчу? И не заметил.
Катя. А знаешь, что я повторяю, ложась спать, каждую ночь?.. «И смерть не разлучит нас...» Опять молчишь?
Федор. И смерть, Катя...
Катя. Про то, что мы говорили, мы можем говорить очень громко, это даже хорошо. И все-таки не верится, что ты рядом...
Федор. Почему ты так побледнела?
Катя. Наверно, я никогда не стану настоящей революционеркой... Мне вдруг стало так страшно, так страшно за тебя...
Федор (улыбаясь). Ленин бы знал — не передавал бы тебе привета.
Катя. Ленин? Ты шутишь... Что ты ему сказал?