Платонов. В чем дело? Со Славкой хоть поздоровкайся.
Часовников. Виделись. Зуб только что на пирсе: «Лично я — за, скажи спасибо корешкам». Врет? Что это значит? Тут, на Востоке, у меня по большому счету — один корешок.
Платонов. Я и вычеркнул.
Пауза.
Часовников. Разрешите идти, товарищ капитан третьего ранга?
Платонов. Дурачок ты.
Часовников (звенящим голосом). Товарищ капитан третьего ранга, разрешите идти?
Платонов. Садись.
Куклин. Да садись ты, психический.
Часовников. Славка, рухнуло все, какая низость. Росчерком пера! Чего его нога хочет. Низость!
Куклин. Костик, сохраняй хладнокровие.
Часовников. Так предать может только...
Куклин. ...лучший друг, больше некому. Ребятки мои, ребятки! В кои-то веки свиделись, душу бы отвести, а вы сами создаете трудности и сами их героически преодолеваете.
Часовников. Пойми, Славка. В первый список на демобилизацию не попал, ладно, жду — во второй включили, до вчерашнего дня иду железно. И вот — задробили. Кто? Кто задробил?
Куклин. И третий список будет, и десятый. Мамочка, демобилизация неизбежна, как крах капитализма.
Часовников. Судьба решается, а ты паясничаешь.
Куклин. Решилась твоя судьба — и (ласково) к счастью для тебя, Костик. На ближайшее время, во всяком случае. Будешь служить, хлопчик. На «ты» с этим идолом, на «вы» будешь.
Часовников. Силком?
Платонов. Надо — и силком.
Куклин. Не можешь, миленький, делать то, что тебе нравится, пусть тебе нравится то, что ты делаешь.
Часовников (не слушая Куклина, лихорадочно, Платонову). Кому — надо? Тебе?
Платонов. Тебе.
Часовников (с вызовом). Что мне надо — тебе лучше знать?
Платонов. Лучше.
Куклин. Друг он тебе или кто?
Часовников. Был.
Платонов. Дурачок ты.
Часовников (лихорадочно). Я не полон отчаяния, потому что я полон решимости.
Платонов. Что это значит?
Часовников. Добром не пустят — уйду любым способом.
Платонов (иронически). Родине изменишь, что ли?
Куклин. Но-но, ребятки, больно вы распоясались, я этого не слышал.
Платонов (Часовникову). Пугаешь?
Часовников. Предупреждаю.
Пауза.
Платонов. Выдать, что ли, ему военную тайну? Была не была. Тихо! «Взволнованный» в поход идет, какой тебе и в училище не снился. Четыре моря, восемь стран. И... спрячь в тумбочку твою претензию. А я тебя после похода представлю на капитан-лейтенанта. Костик, через год получаю корабль с самоновейшей техникой. Махнем туда — всем экипажем. А там твоя радиотехника — все.
Часовников. Против моего естества все это. Тебе идет служить, мне — нет. Не вижу смысла, удовлетворения, все мое существо штатского и демократа протестует.
Куклин. Все у тебя вдруг. То рвался на Восток, а то...
Часовников. Не вдруг. Накопилось — сыт. На флоте я не жилец, это железно.
Платонов (сердито). На гражданке ты не жилец. На флоте ты — личность. (Куклину). Забыли мы с тобой, каким он в училище явился? Тронь — рассыплется. Папин сын. На кроваточке бы до двенадцати нежился. Что мы со Славкой — твой характер не освоили? Не ты в блокаде хлебные карточки сеял? Собрали тебя, свинтили, надраили чистолем — заблестел. Дали в руки золотейшую специальность — двадцать первый век. (Махнул рукой). Между прочим, в училище тебя тоже никто палкой не загонял — сам у райкома путевку взял.
Часовников. В ту пору, Саша, кого бескозырка не манила? Севастополь, Ленинград, города-герои.
Платонов. Когда бомбят, служить не подвиг. А вот ты послужи, когда не бомбят.
Часовников. Шесть лет отслужил, хватит. Что же мне, за один грех юности всей жизнью расплачиваться?
Куклин. Мама сыну сказала: я тебя кормила грудью, а ты мне аттестат не шлешь. А сын ей сказал: мама, куплю на рынке полну крынку молока — будем в расчете.
Платонов. Вот-вот.
Часовников. А я не каюсь, что столько лет на кораблях проплавал.
Платонов (иронически). Флотское тебе на том спасибо.
Часовников. Интересная, спорная, развивающаяся жизнь бьется где угодно, только не здесь. Надо делать поворот все вдруг. Вам — тоже, хлопчики, только боитесь себе в этом признаться. Ты — на штурмана дальнего плавания сдал, ты — газетчиком был. Двадцать лет спустя — что из нас будет? Мамонты. Тогда ставить приборы на ноль и переучиваться? Поздновато. Даже тебе, Славка, на клоуна, хотя у тебя есть к этому способности. С пенсионной книжечкой ежемесячно на почту топать? Что-то мало радости. (Опять внезапно оборвалась негромкая музыка трансляции. Голос Тумана: «Форма одежды на берегу — номер пять!» Снова музыка). А я хочу номер четыре. Прошлогодний снег, ребята, или вчерашнее жаркое. Туману, тому ничего кроме и не остается. А желаешь хоть крохотную зарубку в этой жизни оставить — задерживаться на кораблях нет смысла. Сами не чувствуете? Сейчас в армии и флоте не мы с вами решаем — ракеты. (Пауза). Уйду.
Платонов. Когда прикажут. (Встал, с холодной ласковостью). Видишь ли, любезный друг, революция пока еще не объявляла демобилизацию, А ты — солдат.
Часовников. Вот я и не хочу.
Платонов. Чего — не хочешь?
Часовников. Быть солдатом.
Платонов. А кем хочешь?
Часовников. Человеком.
Платонов. А я не человек?
Часовников. Солдат.
Платонов. Солдат революции.
Часовников. Это все равно.
Платонов. Разве? А вот Ленин называл себя солдатом революции.
Пауза.
Часовников. Тебе не приходит на ум, для чего ты живешь? Ты — гордый, тебе миноносец дали, с новой техникой. Солдат революции или просто солдат, как вам будет угодно или удобно, но ты скомандуешь — торпеда пошла на цель. Вот беда, Платоша, — нас научили думать, мыслить, размышлять, не только... размножаться. За эти годы мы стали много, очень много думать, об этом отлично сказано у Твардовского.
И не сробели на дороге,
Минуя трудный поворот,
Что нынче люди, а не боги
Смотреть назначены вперед.
Может, это вредно для несения вахтенной службы, но полезно для человечества. Ибо, когда человек размышляет, ему, естественно, приходят в голову мысли. Проще говоря, он становится интеллигентом. Ведь мы не только солдаты революции, Платоша, мы еще и думающие интеллигенты, правда одетые в военную форму. А когда ты думаешь, тебе гораздо труднее наводить торпеду на цель... хотя бы... хотя бы и во имя цели.
Куклин. Хлопцы, как хотите, запахло пацифизмом.
Часовников. Интеллигент не может убивать.
Платонов. А Ленин был интеллигентом?
Часовников. Ленин!
Платонов. Детишек карамельками одаривал? Вот он, твой Ленин. А мой — другой. Мой таких, как ты... сказать презирал — ничего не сказать. Дзержинский, вроде тебя, — стихи писал. А еще — смертные приговоры... Надо — подписывай смерть. Надо — на флоте служи. Надо — гальюны чисть.
Куклин (несколько озадаченно). Смотри на него.
Платонов. «Интеллигент не может убивать»? А рабочий может? Ты будешь стишки писать, а за тебя — стрелять будут? Эх ты, поэт. «Интеллигент не может убивать»? А интеллигента — можно убивать? Нет, Костик. Такая уж у нас судьба. Служба такая. Срочная, долгосрочная, сверхсрочная. Как желаешь называй. Только — до могилки. Будут танки — не будут. Будут ракетные войска — не будут. Уйдет флот под воду — не уйдет. А мы солдаты революции и служить ей будем верой-правдой, пока... (Засмеялся). Пока не сыграем в ящик. Есть тут красная книжечка — заступай. (Хлопнул Часовникова по плечу). Что молчишь?
Часовников. Я — беспартийный.