Как дьявол несколько раз исчезает, растворяется в воздухе, натворив очередную пакость, так и серьезность драмы то и дело подрывается то здравыми, то охальными замечаниями разошедшихся грасьосос. Мало того, нельзя избавиться от впечатления, что сам поэт то серьезен, то смеется и озорует.
Среди шуток веселых есть и мрачные, как к концу "Короля Лира". Попав в одну тюрьму с Юстиной и сразу ею обращенный, Киприан, уходя на казнь, "шутит", имея в виду, что отдал душу дьяволу в надежде обладать ныне гибнущей на одной плахе с ним красавицей:
А несколькими стихами ниже слуга-шут Москон восклицает: "Как любо им идти на смерть!" — и получает ответную развязнейшую реплику Ливии: "Приятно жить втроем нам будет". Так вплоть до последних стихов текст перемежается назойливым спором о чередовании ласк Ливии:
Одной из поразительных по глубине и неисследимости мысли, по лирической избыточности и барочному двуединству построения является философская драма "Стойкий принц".
С первого взгляда драма кажется ясной. В соответствии с народными преданиями она "бескорыстно" воспевает подвиг не испанского, а португальского принца XV в. дона Фернандо, брата короля, попавшего в заложники к царю Фесскому. Фернандо — "стойкий принц". Он отказывается от свободы ценой возврата фесцам Сеуты, главного опорного пункта охраны связи португальской океанской и средиземноморской торговли. Принца обращают в раба, изнуряют самыми каторжными работами, но стойкий Фернандо переносит все безропотно и гибнет на гноище. По легенде мученичество Фернандо обеспечивает королю португальскому Альфонсо V (1438-1481) взятие Танжера, а прах Фернандо торжественно возвращают на родину. К этому надо для объективности добавить, что Альфонсо V был одним из опаснейших врагов Испании и поддерживал мятежных феодалов, осужденных в "Фуэнте Овехуне" Лопе де Веги.
Таких данных было достаточно для философской драмы барокко о стойком принце.
Но Кальдерон все усложнил, создав драму, где лирическое начало стало столь же весомым, как драматическое, подавленная любовь — столь же трагичной, как мученичество, мусульманка Феникс едва ли не столь же существенным фокусом драмы, как христианин Фернандо, где оказалось, как воскликнул немецкий ученый Вольфганг Кайзер, что не имеет значения, происходит ли все под небом христианским или под магометанским, где принятые отношения человека с богом пошатнулись.
Кальдерон ввел в драму узлы, которые ввек не разрубить сторонникам одноцветной официально-католической концепции его творчества.
В начале драмы, еще свободным, дон Фернандо отпустил пленного фесского полководца Мулея, когда тот объяснил, что его пленом может воспользоваться соперник по любви к Феникс. Мулей верен дружбе и, рискуя жизнью, готов, в свою очередь, помочь бежать дону Фернандо, которому грозят истязания и смерть. Однако Стойкий принц, решившийся на муки и подсознательно ощутивший, что отказ от счастья любви — одна из самых тяжких из них, не принимает помощи Мулея и произносит слова, колеблющие представление о нем как о герое веры и сближающие его с простым солдатом, выполняющим свой долг, "как все", произносит "войнаимировские" слова, открытые "на все времена":
Кальдерон редко бывает схож с Толстым, и мы не станем больше настаивать на мысли, что до рассказа о судьбе Пьера Безухова и Платона Каратаева в плену мало кто так писал. Схождение может быть усмотрено лишь на существеннейшем, но скрытом уровне — в соединении проблем "войны" и проблем "мира" органически и таким образом, что конечную, высшую важность по сравнению с суетой "войны" имеют вопросы "мира". Великим словом является формула "обыкновенная беда" (Бальмонт перевел буквально: es comun репа). Но стилистически никакого сходства между толстовской неукрашенностью и фигуральностью барокко нет. Стих "Когда его страданье — Феникс" намеренно многозначен. "Феникс" воплощает не только семейное счастье человеческой мирной жизни. Есть здесь и подавленная скорбь дона Фернандо, который не может дать свободы чувству к возлюбленной своего мавританского побратима. Есть здесь и игра смыслом имени: решение дона Фернандо с определенностью ведет его к мученической смерти. Исход страданий Мулея неясен, и они могут испепелять его как сгорающая птица феникс и, как она, возрождаться из огня и пепла.