Выбрать главу
Что ж, пока не остудится Медь, чтоб колоколом стать, Беззаботен, словно птица, Каждый может отдыхать. Звездочки горят. Подмастерье рад: Звон его вечерний манит. Только мастер вечно занят.
Одиноко в роще темной Путник весело шагает К хижине своей укромной. У ворот толпятся овцы, И вразвалку Крутолобые коровы В стойло сумрачное входят. Воз тяжелый Со снопами Подъезжает. Он венками И цветами Весь повит. Вот идут с веселой песней Толпы жниц. Стихли улицы и рынок; Собралась вокруг лампады Вся семья, и городские, Скрипнув, заперлись ворота.
Ночь ложится, Но спокойный, Мирный житель не боится Тьмы густой: В ней, быть может, зло таится, Но не спит закон святой. О святой порядок — дивный Сын богов, что в неразрывный Круг связует всех, кто равны, Городов зиждитель славный, Что с полей ли, из лесов ли Дикарей собрал под кровли, Их спаял в единой речи, Нрав привил им человечий, Дал им для совместной жизни Высший дар — любовь к отчизне! Сотни душ в одном порыве, В сопряженье дружных рук Трудятся на мирной ниве, Охраняют общий круг. Каждый счастлив, каждый волен, И, как равный средь людей, Кто работает, доволен Скромной участью своей. Труд — народов украшенье И ограда от нужды. Королю за трон почтенье, Нам почтенье — за труды!
Мир блаженный, Дух единства, Охраняйте Стражей верной город наш! Пусть отныне не ворвутся Злые вражеские толпы В эту тихую долину, Где извечно В синей чаше поднебесья Тишина. Пусть же города и веси Кровью не зальет война!
Разберите бревна сруба: Отслужил — долой его! Ах, как сердцу видеть любо Смелой мысли торжество! Бей по форме, бей! Смело, не робей! Чтобы мира вестник новый Нам явился без покрова!
Разбить ее имеет право Лишь мастер мудрою рукой. Но горе, если хлынет лава, Прорвавшись огненной рекой! С громовым грохотом на части Она взрывает хрупкий дом И, словно пламя адской пасти, Все губит на пути своем! Где диких сил поток развязан, Там путь к искусству нам заказан: Где торжествует своеволье, Нет ничего святого боле.
И горе, если накопится Огонь восстанья в городах, И сам народ крушит темницы И цепи разбивает в прах. И меди гулкие раскаты Раскалывают небосвод: То колокол — любви глашатай — Призыв к насилью подает. Бегут с оружьем горожане, «Свобода! Равенство!» — орут, Кипит на площади восстанье, Вершит свой беспощадный суд. И жены в этот час суровый, Свирепей тигров и волков, Зубами разрывать готовы Сердца испуганных врагов, Здесь все забыто: благочестье, Добро и дружба. Вместо них — Разгул вражды и черной мести И пиршество пороков злых. Опасен тигр, сломавший двери, Опасно встретиться со львом, — Но человек любого зверя Страшней в безумии своем. И горе тем, кто поручает Светильник благостный слепым: Огонь его не светит им, Лишь стогны в пепел превращает.
Боже, радость нам какая! Вот по милости творца Колокол стоит, сверкая От ушка и до венца. Зорькой золотой Блещет шлем литой, И в гербе горит реченье, Славя новое творенье.
К плечу плечом, Друзья, вкруг колокола станем И, верные благим желаньям, Его Согласьем наречем. К единству, дружбе, благостыне Пусть он людей зовет отныне; И в мире то исполнит он, Чему он нами посвящен.
Пусть, в небесах царя над нами, Над жизнью жалкою земной, Перекликается с громами, С далекой звездною страной, И свой глагол вольет по праву В хорал блуждающих планет, Создателю поющих славу, Ведущих вереницу лет. И пусть, рожденный в темной яме, О светлом вечном учит нас. И Время легкими крылами Его тревожит каждый час. Велениям судьбы послушный И сам к страданьям глух и слеп, Пусть отражает равнодушно Игру изменчивых судеб. И звуком, тающим в эфире, В свой миг последний возвестит, Что все непрочно в этом мире, Что все земное отзвучит.
Ну-ка, дружно за канаты! Вознесем его в простор, В царство звуков, под богатый Голубых небес шатер! Взяли! Разом! В ход! Тронулся! Идет! Пусть раздастся громче, шире Первый звон его о Мире!

1799

К Гете, когда он поставил «Магомета» Вольтера

Перевод Н. Вильмонта

[312]

Не ты ли, кто от гнета ложных правил К природе нас и правде возвратил И, с колыбели богатырь, заставил Смириться змея, что наш дух сдавил, Кто взоры толп к божественной направил И жреческие ризы обновил, — Пред рухнувшими служишь алтарями Порочной музе, что не чтится нами?
Родным искусствам царствовать довлеет На этой сцене, не чужим богам. И указать на лавр, что зеленеет На нашем Пинде[313], уж нетрудно нам. Германский гений, не смущаясь, смеет В искусств святилище спускаться сам, И, вслед за греком и британцем, вправе Он шествовать навстречу высшей славе.
Там, где рабы дрожат, тираны правят, Где ложный блеск тщеславиться привык — Творить свой мир искусство не заставят, — Иль гений при Людовиках возник? На ремесло свои богатства плавит Художник, не сокровища владык; Лишь с правдою обручено искусство, Лишь в вольных душах загорится чувство.
вернуться

312

К Гете. — Переведя трагедию Вольтера «Магомет», Гете поставил ее в Веймарском театре в 1800 году. Классически четкие формы и бескомпромиссный антиклерикализм просветительской драматургии Вольтера противопоставлялись как мещанской драматургии Коцебу, Иффланда и подобных им авторов, так и драматургии немецких романтиков иенского кружка, композиционно рыхлой и воинствующе клерикальной, прокатолической.

вернуться

313

Пинд — горный хребет в Греции между Фессалией и Эпиром, символически (подобно Парнасу) — обитель поэтов.