И слова еще звучали…
Вдруг… шумит священный лес…
И зефиры глас примчали:
«Пал великий Ахиллес!»
Машут фурии змиями,
Боги мчатся к небесам…[331]
И карающий громами
Грозно смотрит на Пергам.
1802
Немецкая муза
Перевод А. Кочеткова
[332]
Века Августа блистанье,
Гордых Медичей вниманье
Не пришлось на долю ей:
Не обласкана приветом,
Распустилась пышным цветом
Не от княжеских лучей.
Ей из отческого лона,
Ей от Фридрихова трона
Не курился фимиам.
Может сердце гордо биться,
Может немец возгордиться:
Он искусство создал сам.
Вот и льнет к дуге небесной,
Вот и бьет волной чудесной
Наших песен вольный взлет;
И в своем же изобилье
Песнь от сердца без усилья
Разбивает правил гнет.
1802
Юноша у ручья
Перевод К. Фофанова
У ручья красавец юный
Вил цветы, печали полн,
И глядел, как, увлекая,
Гнал их ветер в плеске волн.
«Дни мои текут и мчатся,
Словно волны в ручейке,
И моя поблекла юность,
Как цветы в моем венке!
Но спросите: почему я
Грустен юною душой
В дни, когда все улыбнулось
С новорожденной весной.
Эти тысячи созвучий.
Пробуждаясь по весне,
Пробуждают, грудь волнуя,
Грусть тяжелую во мне.
Утешение и радость
Мне не даст весна, пока
Та, которую люблю я,
И близка и далека…
К ней простер, тоскуя, руки —
Но исчез мой сладкий бред…
Ах, не здесь мое блаженство —
И покоя в сердце нет!
О, покинь же, дорогая,
Гордый замок над горой!
Устелю твой путь цветами,
Подаренными весной.
При тебе ручей яснее,
Слышны песни в высоте, —
В тесной хижине просторно
Очарованной чете».
1803
Путешественник
Перевод В. Жуковского
Дней моих еще весною
Отчий дом покинул я;
Все забыто было мною —
И семейство и друзья.
В ризе странника убогой,
С детской в сердце простотой,
Я пошел путем-дорогой —
Вера был вожатый мой.
И в надежде, в уверенье
Путь казался недалек.
«Странник, — слышалось, — терпенье!
Прямо, прямо на восток.
Ты увидишь храм чудесный;
Ты в святилище войдешь;
Там в нетленности небесной
Все земное обретешь».
Утро вечером сменялось,
Вечер утру уступал;
Неизвестное скрывалось;
Я искал — не обретал.
Там встречались мне пучины;
Здесь высоких гор хребты;
Я взбирался на стремнины;
Чрез потоки стлал мосты.
Вдруг река передо мною —
Вод склоненье на восток;
Вижу зыблемый струею
Подле берега челнок.
Я в надежде, я в смятенье;
Предаю себя волнам,
Счастье вижу в отдаленье;
Все, что мило, — мнится — там!
Ах! В безвестном океане
Очутился мой челнок;
Даль по-прежнему в тумане,
Брег невидим и далек.
И вовеки надо мною
Не сольется, как поднесь,
Небо светлое с землею…
Там не будет вечно здесь.
1803
Торжество победителей
Перевод В. Жуковского
[333]
Пал Приамов град священный,
Грудой пепла стал Пергам;
И, победой насыщенны,
К острогрудым кораблям
Собрались эллины — тризну
В честь минувшего свершить
И в желанную отчизну,
К берегам Эллады плыть.
Пойте, пойте гимн согласной:
Корабли обращены
От враждебной стороны
К нашей Греции прекрасной.
Брегом шла толпа густая
Илионских дев и жен:
Из отеческого края
Их вели в далекий плен.
И с победной песнью дикой
Их сливался тихий стон
По тебе, святой, великой,
Невозвратный Илион:
«Вы, родные холмы, нивы,
Нам вас боле не видать;
Будем в рабстве увядать…
О, сколь мертвые счастливы!»
И с предведеньем во взгляде
Жертву сам Калхас[334] заклал:
«Грады зиждущей Палладе[335]
И губящей (он воззвал),
Буреносцу Посейдону,
Воздымателю валов,
И носящему Горгону,
Богу смертных и богов!»[336]
Суд окончен, спор решился,
Прекратилася борьба;
Все исполнила Судьба:
Град великий сокрушился.
Царь народов, сын Атрея[337],
Обозрел полков число,
Вслед за ним на брег Сигея[338]
Много, много их пришло…
И внезапный мрак печали
Отуманил царский взгляд:
Благороднейшие пали…
Мало с ним пойдет назад.
«Счастлив тот, кому сиянье
Бытия сохранено,
Тот, кому вкусить дано
С милой родиной свиданье!
И не всякий насладится
Миром, в свой пришедши дом:
Часто злобный ков таится
За домашним алтарем;
Часто Марсом пощаженный
Погибает от друзей
(Рек, Палладой вдохновенный,
Хитроумный Одиссей).
Счастлив тот, чей дом украшен
Скромной верностью жены!
Жены алчут новизны:
Постоянный мир им страшен».
И стоящий близ Елены
Менелай тогда сказал:
«Плод губительной измены —
Ею сам изменник пал;
И погиб виной Парида[339]
Отягченный Илион…
Неизбежен суд Кронида,
Все блюдет с Олимпа он.
Злому злой конец бывает:
Гибнет жертвой Эвменид,
Кто безумно, как Парид,
Право гостя оскверняет».
вернуться
Боги мчатся к небесам… — То есть покидают Трою в предвидении близкой гибели ее.
вернуться
Немецкая муза. — Первый римский император Октавиан Август и итальянские князья эпохи Возрождения из династии Медичи покровительствовали литературе и искусству, в отличие от немецких монархов и, в частности, Фридриха II Прусского. Фридрих II писал по-французски, преклонялся перед французской литературой и презирал немецкую, не делая исключения даже для Гете. Шиллер считал, что от такого отношения немецких государей передовая немецкая литература только выиграла.
вернуться
Торжество победителей. — Победители — войско союза древнегреческих племен, десять лет осаждавшее Трою (Илион, или Пергам — по названию троянской городской крепости). На примере греков и троянцев Шиллер изображает победу и поражение как извечные явления человеческой жизни. Шиллер задумал эту балладу как песню для хора. Но хоровой эта баллада не стала, хотя она, бесспорно, является одним из лучших, наиболее глубоких и напевных шиллеровских произведений. В. Г. Белинский рассматривал «Торжество победителей» в тесной связи с двумя другими балладами Шиллера — «Жалоба Цереры» (1796) и «Элевзинский праздник» (1798). Он высказывается об этих трех «пьесах» Шиллера, разбирая переводы В. А. Жуковского: «…но если что составляет истинный ореол Жуковского как переводчика — это его перевод следующих трех пьес Шиллера: «Торжество победителей», «Жалоба Цереры» и «Элевзинский праздник». Если бы, кроме этих трех пьес, Жуковский ничего бы не написал, — и тогда бы его имя не было бы забыто в истории русской литературы». Далее Белинский пишет, что «Торжество победителей» — это «одно из величайших и благороднейших созданий Шиллера… Глубоко проник этот великий дух в тайну жизни древней Эллады, и много высоких вдохновений пробудила в нем эта дивная страна. Он так красноречиво оплакал падение ее богов, он с такой страстностью говорил о ее искусстве, ее гражданской доблести, ее мудрости, и нигде с такою полнотою и такою силою не выразил он, не воспроизвел он поэтического образа Эллады, как в «Торжестве победителей» (Белинский. Соч. в 3-х томах, т. 3. М., 1948, с. 272). Жанр этого произведения Белинский метко определил как «высокую ораторию». Поэмой «великой красоты и силы» назвал Горький Шиллерово «Торжество победителей», указав при этом, что Жуковский перевел ее «великолепно, как это признано всеми» (Горький. История русской литературы, 1939, с. 61).
вернуться
Калхас (греч. миф.) — жрец и прорицатель у греков во время осады Трои.
вернуться
Паллада (греч. миф.) — Афина Паллада, дочь Зевса, богиня мудрости и военного дела, хранительница городских стен и их разрушительница.
вернуться
И носящему Горгону // Богу смертных и богов! — Имеется в виду Зевс (ниже Кронид), носящий эгиду (щит), а на ней голову Горгоны — чудовища со взором, окаменявшим врагов.
вернуться
Сын Атрея — Агамемнон, царь Микен, предводитель греков, сражавшихся при Трое.
вернуться
Парид, или Парис, — троянский царевич, похитивший Елену.