— Ещё передают из Рима, великий государь, — Дьяк поправил на носу новомодные очки, вопросительно взглянул на Иоанна Пятого. Не увидев реакции, продолжил. — Давеча ночью весь Ватикан полыхнул пламенем и сгорел. Все дома и людишки в них, включая самого папу римского и десять кардиналов, погибли. Огонь был таким сильным, что жильё папы римского и казначейство католической церкви уничтожены полностью. Даже камни, из коих выложены дома, оплавились напрочь. Иные же церкви и строения только выгорели, сами стены остались на месте. Народишко римский бает, что видели перст божий над Ватиканом, а пострадали католики за мздоимство и разврат.
— Давно о том говорят наши патриархи, — поднялся с места дремавший там Борис Годунов, оставшийся почётным советником молодого царя. — Истинно разврат и непотребство у кафоликов левославных творится. Давно пора объявить им анафему по всему миру, чтобы добрых христиан с пути истинного не сбивали.
— Воевода астраханский по радио передал, будто явились к нему людишки кочевые, калмыками называемые. Избивают их с юга турки, с севера казаки яицкие и донские. Просятся те людишки под руку царя православного, ясак обещают баранами и конями добрыми давать. Жить обещают мирно, кочевать.
— Веры, какой калмыки эти? Поди, басурмане поганые, надо гнать от пределов наших. Башкир своих хватает. — Опять подал голос Годунов, к старости ставший исключительно набожным, всё свои грехи замаливал, да сына болезного пытался вылечить. Все монастыри с сыном объехал, не помогает ничего. Последние месяцы боярин Борис вёл долгие разговоры с лекарем государевым, Алексеем Кочневым, не помогут ли его сыну лекари в Новороссии. Видимо, повезёт скоро на лечение в Петербург, слава о лечебницах русов по всему миру разлетелась давно. Многие бояре и люди служивые своих близких в Королевце да Петербурге лечили, а простой народ всё к русским лекарям обращается. Ученики Натальи и Алексея Кочневых ныне на Руси православной ценятся, за руку лёгкую и характер нестяжательский.
— Веры калмыки те не магометанской, а китайской, которая буддизмом называется. Из земель китайских они бежали от врагов своих, деваться им более некуда. — Невозмутимо продолжал дьяк. — Воевода пишет, что бывшие ногайские земли впусте лежат, пахоте непригодны. А калмыки те обещают войско царю выставлять, в десять тысяч всадников, со своими луками и пиками. К вере магометанской они не склонны, веры своей держаться обещают крепко.
— Казаки сибирские не о той вере говорят, что буряты на озере Байкал исповедают? — Задумчиво уточнил государь Иоанн Иоаннович. — Наместник новороссийский Пётр мне писал, буддизм этот не токмо китайцы исповедают, — индусы, амманцы, кхмеры и многие народы на Дальнем Востоке. Думаю, нам пригодятся подданные, что в буддизме том крещены. Богаты те восточные страны, торговать с ними надо непременно, тут русские буддисты много помогут, коли с умом подойти. Пиши воеводе, пусть принимает от них клятву, да в подданство русское пишет. А казакам донским и яицким настрого запретит тех калмыков трогать. Да, отроков пускай в Москву отправит калмыцких, душ тридцать, на обучение. А с ними умных людей веры буддийской, чтобы нашим дьякам всё обсказали, какая вера и чему учит.
— По заграничным делам у меня всё. — Закрыл модный журнал из Королевца дьяк, подвигая к себе другую книгу. — Остались прошения за вчерашний день, на открытие заводов железоделательных.
— Давай, — задумчиво кивнул государь, размышляя о чём-то своём.
— Курский боярский сын Матвей Лопата, в кампании с мастером Захаром Плотниковым и купцом Иванкой Шадриным, просят разрешение на курских землях железоделательный завод ставить, по магаданским правилам. На заводе обещают выпускать инструмент плотницкий, крестьянский и прочий. Просят отмену налогов на три года, пока не встанут на ноги. Думаю, врут, завод они через полгода запустят, а за два с половиной года успеют неплохо заработать. — Позволил себе комментарий дьяк, почесав кончик носа. Было заметно, что боярин с кампанией не сочли нужным платить дьяку за содействие, потому и такой комментарий. Борис Годунов презрительно усмехнулся, наблюдая за дьяком, государь по-прежнему пребывал в размышлениях. Потому дьяк продолжил доклад. — Второе прошение от новороссийского промышленника Гаврилы Шлегеля, посланник наместника подтвердил его честность. Гаврила просит разрешения поставить в Калуге пороховой завод для выпуска ружейных и пушечных зарядов. Обещает продавать в царскую казну все боеприпасы дешевле на десятую долю, чем поставляют нынешние купцы из Западного Магадана, остальные заряды будет продавать на Руси.
— Дело выгодное для государства, будет у нас два-три таких завода, глядишь, Строгановские промышленники снизят цену на боеприпасы и ружья. — Воспрял Годунов духом, старая гвардия не теряет хватки. — Надо наших ремесленников к тому магаданцу пристроить, пусть обучатся новым умениям, государь.
— Да, — очнулся от размышлений государь. — Оба прошения разрешаю. Завтра же документы мне на подпись. Магаданцу прописать приём на работу и обучение трёх русских ремесленников, чтобы через два года сами могли порох делать и заряды снаряжать, не хуже магаданца. Боярин, подыщи разумных мастеровых отроков, чтобы к этому Гавриле отправить, проследи за их обучением. Тебе, дьяк, не комментарии свои требуется делать, а читать новости громко и чётко. Узнáю, что вымогаешь, деньги от просителей, поедешь дьяком в Дальневосточное воеводство, атаман Кольцо быстро научит службе.
Герцог Аламеда быстрым шагом подошёл к его величеству, королю Испании и Португалии, Филиппу, во время завтрака, едва не нарушив придворный этикет. Однако, его величество находился в добром расположении духа, и, не стал пенять герцогу на неподобающее поведение. Напротив, герцогу был предложен стул за столом, по левую руку от короля, куда слуги быстро установили дополнительную чайную пару. Герцог, всё ещё хищно раздувавший ноздри от гнева, после минутного раздумья, принял приглашение и составил королевским величествам кампанию за столом. Принцев за столом не было, чаепитие проходило в полной тишине, пока Филипп Испанский и Португальский не кивнул герцогу, приглашая того к разговору.
— Ваше величество, сир, прибыл гонец из Петербурга. — Герцог пытался удержаться в рамках приличия, но, постепенно говорил всё громче и громче. — Русы объявили о смерти своего наместника Петра, и, выбрали нового наместника, — Никиту Седова. Умершему Петру он не родственник, его отец Валентин Седов, министр здравоохранения Новороссии. Не это главное, новый наместник и его министры отрицают свою причастность к пожару в Ватикане. А митрополит Петербургский прямо утверждает, что кара божья настигла папский двор, погрязший в разврате и мздоимстве. Наши люди из Рима сообщают, что по городу ходят точно такие слухи, якобы кто-то видел перст божий над Ватиканом, грозящий уничтожить гнездо разврата. Никаких доказательств причастности русов к пожару найти не удалось, никаких!
— Отлично, герцог! — К удивлению Аламеды, король обрадовался столь невесёлым новостям. — Если папский двор исчез, почти все итальянские кардиналы на том свете, у нас открываются интересные перспективы! Как Вы думаете, герцог?
— Ваше величество, неужели? — Аламеда задумался, рассматривая известные события под другим углом. Действительно, после пожара, уничтожившего бо́льшую часть итальянских кардиналов, при выборах нового папы можно добиться испанского большинства! — Да, сир, Вы гениальны, как всегда! Испания может дать миру нового папу римского и новую резиденцию для папы. Какой город необходимо готовить к этому?
— Толедо, считаю, вполне подойдёт в такой великой роли. — Филипп встал из-за стола, показывая окончание разговора. — Жду Вас, герцог, к ужину с подробным планом действий. С русами ссориться пока не будем, поверим в перст божий над Ватиканом. Кто бы не спалил Ватикан, это на пользу Испании. Может, это сам Господь нам показывает путь?
Оба мужчины суеверно перекрестились, их примеру последовала королевская фаворитка, молчавшая весь завтрак. Этот разговор имел большие последствия для Испании и всего католического мира. Испания ввязалась в борьбу за главенство в католической Европе, за папский престол, имея все шансы стать оплотом католичества. Разрозненная Франция, объятая пламенем гражданской войны, под руководством бывшего гугенота Генриха Четвёртого, не могла выступить конкурентом для испанских кардиналов. Итальянская католическая церковь, обезглавленная пожаром Ватикана, физически не успевала восстановить свои позиции. Католики Священной римской империи германской нации и поляки, откровенно бедствовавшие последние годы, практически на корню оказались куплены испанцами.