Плыли в тишине, без разговоров, изредка подсвечивая путь фонариком. На десять километров ушли два с половиной часа. Когда река вынесла катамаран из леса к устью Ярвы, на открытом месте стало довольно чётко видно чумы. Жесты командира тоже можно было различить, действовали по его указаниям, молча. Оставив Сергея на берегу, с двумя зажигалками в кармане, на всякий случай, оба офицера осторожно приблизились к нужному чуму. Хорошо, у вогул не было собак, ни одна живая душа не заметила магаданцев.
Изначально договорились бить кучумцев обухами топориков, чтобы не забрызгать всё кровью. Фонарики у офицеров были самые диверсантские, налобные. Батарейки там почти сели, но на пару секунд должно хватить. Вот нажаты кнопки фонарей, бледные пятна освещают стену чума снаружи, Толик отдёргивает незакреплённую занавесь входа и Петро врывается первым. За ним проскальзывает сыщик. Раздаются глухие удары по высвеченным головам, в полном молчании. Потом оба диверсанта вздыхают, фу-у, какой перегар!
Позднее Петро и Толик хохотали, вспоминая ту ночь. Перепившихся татар можно было вытаскивать за ноги, они бы не проснулись. Однако, офицеры всё равно быстро связали полумёртвых от браги и ударов кучумцев. Затем, при свете издыхающих фонарей обыскали чум, прихватив найденное оружие и пару связок с собольими шкурками. Вроде всё, можно идти дальше. Но, перед этим оба вернулись на берег, отдали трофеи Серёге, успокоили парня.
К яме, в которой жались друг к другу замерзающие пленники, подошли через полчаса.
— Православные, вы живы? — Негромко произнёс Петро. — Татар мы побили, выходите, кто живой.
Из неглубокой ямы раздались всхлипывания, и женский голос ответил — Мы связаны, не можем выйти.
Пришлось Толику лезть в яму, заполненную нечистотами, разрезать кожаные ремни на руках и ногах пленников. На ногах мужчин уже были набиты деревянные колодки, их разбивали сами рабы, едва им разрезали путы на руках. Все были полуодеты, дрожали от холода, в грязи, сырые, это в октябре, каково? Как только все пленники выбрались из ямы, Пётр отвёл их к берегу, на котором вдали от воды стояли пять больших лодок, накрытых сверху шкурами. Тут командир быстро разобрался с трофеями, заставив пленников одеться, возможно, в свои же полушубки и онучи.
Мужчины под руководством подполковника организовали три костра, на которых трясущимися руками принялись варить каши, сразу в трёх больших котлах. Всё это время пленники жевали, запихивая в рот горсти муки, крупы или другой провизии. Надо полагать, что поднятый шум разбудил вогульское селение лучше любой тревоги. Глядя на осоловевших от тепла и непривычной сытости освобождённых рабов, Петро напомнил Толику об осторожности и старосте-предателе. Оба офицера осмотрели свои поджиги, приготовились к непростому разговору с вогулами. Ибо, как никто другой понимали их. Вполне возможно, что в дремучих умах аборигенов, запуганных Кучумом, может возникнуть мыслишка, спастись от его гнева.
Схватить чужаков, убивших кучумовских воинов, да выдать их хану. Сразу все получат милость и благодарность от хана, да и непонятных соседей уберут. Долго бродили по стойбищу вогулы, не решаясь подойти к берегу. Уже пленники сварили кашу и наелись, если не до сыта, то достаточно, чтобы сыто дремать. Солнце поднялось, осветило пять связанных кучумцев, лежащих возле чума. Толик расшевелил пятерых мужиков, сходил с ними до связанных татар, которых те притащили волоком до лодок. Сам Пётр не собирался вступать в разговоры с вогулами, пока не определится с освобождёнными русскими крестьянами.
— Ну, православные, давайте решать, как жить будем. — Начал разговор командир, которому Павел Аркадьевич рассказал за прошедшее время особенности общественных отношений на Руси. — Мы татар побили, теперь домой пойдём, вверх по Ярве. Там наш острог стоит, кузня выстроена, там предлагаю и вам поселиться. Место есть, избы срубить до холодов успеете. Холопить вас не буду, живём мы обществом, дружно и спокойно. Но, сразу скажу, что общество скажет — делать без прекословно. Тогда мы любых врагов побьем, как нынче татар побили, что вас пленили. Мы люди, хоть и православные, но, царю Ивану не служим. Царство наше далёко на востоке, а мы живём по чести, по справедливости. Без бояр и попов.