— Хотите знать, почему у меня только белые цветы?
Он если и был обескуражен, то никак этого не показал, просто ответив:
— Да.
— Три года назад, когда я только начала сажать свой сад, мое слабеющее зрение лучше всего различало белый цвет, — сказала Феба. — И, разумеется, еще потому, что белые цветы обычно пахнут сильнее других.
Он ничего не ответил: только крепче сжал ее плечи, — и она даже обрадовалась, что сейчас с ней именно капитан. Будь рядом Гера, Максимус или кузина Батильда, и ей пришлось бы сочувствовать их страданию — страданию из-за ее потери, — а капитан Тревельон просто давал ей ощущение своего надежного присутствия. Не станет же он рыдать от жалости к ней или придумывать слова утешения.
И это было по меньшей мере приятно.
— Это глупо, — продолжала Феба, — оплакивать неизбежное. Я знала, что лекарства нет, и сама настояла, чтобы Максимус прогнал всех этих докторов и чудотворцев. Я знала…
Она с трудом сдерживала рвавшиеся из груди рыдания и, закрыв ладонями рот, судорожно хватала воздух, дрожа всем телом.
Он погладил ее по волосам, привлек голову к себе на грудь, чтобы она могла вволю выплакаться, заливая слезами его рубашку. Один из его пистолетов больно врезался ей в щеку, но сейчас было не до этого. Феба плакала, пока мокрое лицо не стало красным, нос не забился, а в глаза словно насыпали песок. Потом, немного успокоившись, она слушала, как бьется его сердце, ровно и громко.
— Немного похоже на смерть, — прошептала она скорее самой себе. — Все мы знаем, что когда-нибудь умрем, но по-настоящему не верим.
На миг рука, по-прежнему лежавшая у нее на голове, болезненно напряглась, затем исчезла, переместившись на плечи.
— Вам рано говорить о смерти, миледи.
— Разве? — Она подняла к нему лицо. — Разве вот это не маленькая смерть? Я не вижу света. Я вообще ничего не вижу.
— Мне жаль, — сказал капитан Тревельон, и его голос был, словно гравий, шуршащий и скрипучий, но тем не менее подействовал успокаивающе. — Мне очень жаль.
Кажется, он действительно ей сочувствует.
Она нахмурилась, уже хотела было что-то спросить, но услышала, как открылась дверь дома.
— О-о боже! Кто там?
— Пауэрс. Идет сюда, чтобы увести вас, — ответил Тревельон.
Феба поспешно выпрямилась, обхватила ладонями голову, пытаясь привести в порядок волосы. Должно быть, у нее ужасный вид!
— Как я выгляжу?
— Как будто только что плакали.
Его невозмутимый ответ, как ни странно, вызвал у нее смешок.
— Знаю, что похожа на страшилище, но вы могли по крайней мере, солгать.
— Вы действительно хотите, чтобы я вам лгал? — спросил он устало.
Она нахмурилась, собираясь с ответом, и тут раздался голос Пауэрс, совсем близко.
— Миледи, пришла портниха.
— Черт! — пробормотала Феба. — Нам придется вернуться в дом.
— Конечно, миледи, — как всегда, невозмутимо сказал капитан.
Тем не менее она сжала его плечо, когда он вел ее к дому, и тихо сказала:
— Благодарю вас, капитан.
— За что, миледи?
— За то, что разрешили намочить вашу рубашку соленой водой. — Она улыбнулась, хотя это было труднее обычного. — За то, что не говорили банальности. И вы совершенно правы: я не хочу, чтобы вы мне лгали.
— Значит, я буду стараться говорить вам только правду.
Это было сказано очень почтительно, и все же она вздрогнула. Ей вдруг вспомнилось, что говорили о нем ее кузины: привлекательный, уверенный в себе. Странно, она никогда не думала о Тревельоне как о мужчине, который может нравиться. Он просто был рядом. Высокая фигура справа: на балу ли, на вечеринке — защита, через которую к ней не пробиться.
«Это не совсем справедливо», — виновато корила она себя, взбираясь на каменные ступени. Очень хорошо, что Тревельон был рядом, когда она расклеилась. Он повел себя как друг. Прежде она ни разу не подумала о своем телохранителе как о друге, и если она ошибалась настолько…
Прекрасно!
Глава 3
На следующий день, ближе к полудню, Феба стояла в парадном холле Уэйкфилд-хауса. Вручив Пауэрс записку и небольшой кошелек с монетами, девушка сказала:
— Предупреждаю, вы должны отдать это мистеру Хейнсуорту лично в руки, это важно.
— Да, миледи, — ответила Пауэрс звонким голосом.
Несмотря на неумеренное употребление духов с ароматом пачули, которому служанка излишне благоволила, от нее приятно пахло.
— Спасибо, Пауэрс, — сказала Феба, заслышав приближение капитана Тревельона, которого узнала по неровной поступи на лестнице.