— Много лет мы охотились на контрабандистов по всему побережью, но потом мой полк перебросили в Лондон, чтобы выслеживать и ловить тех, кто занимался контрабандой джина, и прочих злоумышленников.
— Правда? — Феба нахмурилась, вдруг осознав, как мало знает об этом человеке. Боже правый! Она провела полгода, день за днем, в обществе капитана Тревельона, но не задала ни единого вопроса о его прошлом. Ей вдруг стало очень стыдно, и она немного подалась вперед, намереваясь загладить вину. — Очень своеобразный район для патрулирования.
— Да, — ответил он сухо, — но потом мы получили особый приказ — от одного из важных членов парламента.
— От… не от моего же брата?
— Именно от него, миледи.
— Значит, вы давно знаете Максимуса?
— Мы с его светлостью знакомы больше четырех лет.
— Я и не знала, что вы… друзья.
Заминка была недолгой, но красноречивой.
— Я бы не назвал так… наши отношения, миледи.
— Как? Дружбой? — уточнила Феба. — Уверяю, капитан, что не стала бы думать о вас хуже, поддайся вы такой слабости, как дружба.
— Миледи, ваш брат — герцог.
— Да, но он сморкается и справляет другие физиологические потребности, как все прочие люди.
— А я всего лишь бывший драгун из… — продолжил было капитан, но внезапно замолчал. Феба наклонилась вперед, сгорая от любопытства.
— Откуда же, капитан?
— Из Корнуолла, миледи. Но я вижу, что мы уже подъехали к приюту.
В этот момент карета, содрогнувшись всем корпусом, остановилась.
— Не думайте, что наш разговор окончен, — любезно сказала Феба, прежде чем покинуть карету. — У меня к вам много вопросов, капитан Тревельон!
Когда дверца кареты распахнулась, она услышала беспомощный вздох своего защитника и улыбнулась. Ей очень нравилось смущать этого стоика, драгунского капитана, однако она невольно задумалась: откуда эта заминка после вопроса о происхождении?
На первый взгляд детский приют был слишком неказист, чтобы послужить пропуском в высшее общество. Эва Динвуди вышла из кареты с помощью лакея, Жана-Мари Пепина, и оглядела улицу.
Дом стоял в самом сердце квартала Сент-Джайлз, в переулке, слишком узком, чтобы могли разъехаться две кареты: им пришлось останавливаться в дальнем конце переулка. Даже при свете дня крайняя нищета нависала над кварталом как мрачное облако. Попрошайка в лохмотьях, такой убогий, что было невозможно определить, мужчина это или женщина, сидел на углу, тяжело привалившись к стене. На другой стороне улицы шла, шаркая ногами, женщина с опущенной головой и спиной, сгорбленной под тяжестью огромной корзины с крышкой, в то время как одинокий ребенок, практически голый, стоял и с любопытством пялился на роскошную карету.
«Бедному мальчишке мы, наверное, кажемся богами, спустившимися с Олимпа», — с жалостью подумала Эва, поспешно сунула руку в карман, нащупала сумочку, спрятанную под юбкой, извлекла один пенсовик и протянула голому ребенку. Тот бросился к ней, выхватил монету и был таков.
Здание было новым, основательным, сложенным из кирпича, с широкой парадной лестницей. Тем не менее, судя по немногочисленным архитектурным деталям, обычно украшавшим благотворительные дома, это явно было работное заведение. Однако именно здесь собирался дамский клуб, куда входили даже весьма влиятельные дамы из высшего общества.
И среди них ее покровительница.
Обернувшись, Эва увидела, как из кареты выходит Амелия Хантингтон, баронесса Кэр. Пожилая леди готовилась разменять седьмой десяток, однако ее лицо почти не тронули морщины. Кажется, единственной приметой возраста были белые как снег волосы, хотя Эва слышала, что волосы у баронессы, как и у ее сына, поседели еще в молодости, а значит, вовсе не от старости. На леди было элегантное темно-синее платье — в точности под цвет глаз, — отделанное черным кружевом на рукавах, по квадратному вырезу и вдоль корсажа.
— Они тут живут, как крысы, — вполголоса и не без сострадания заметила леди Кэр, оглядываясь вокруг. — Вот почему я всегда беру с собой отряд дюжих лакеев. Было мудро с вашей стороны прихватить собственного. — Леди задумчиво взглянула на Жана-Мари. — У него очень экзотический вид.
Черная лоснящаяся кожа гиганта, в сочетании с белым париком и белой с серебром ливреей обеспечивало лакею вид просто сногсшибательный.
— Я больше не нахожу его таковым. — Эва не дала себе труда поправить леди Кэр в ее предположении, будто Жан-Мари ее лакей. Поравнявшись с пожилой дамой, она вместе с ней направилась по Мейден-лейн к дому. — Должна вас поблагодарить — вы были очень добры, согласившись представить меня дамам из клуба!