— Миньон, назад! — окрикнула песика Батильда, потом раздался глубокий голос Тревельона:
— Если позволите, я провожу миледи в дом, мэм.
Чтобы кузина Батильда не тревожилась понапрасну, Феба сказала, когда они стали взбираться по ступеням парадной лестницы Уэйкфилд-хауса:
— Я в полном порядке, а вот капитан Тревельон потерял свою трость. Надо бы поскорее найти ей замену.
— Что… — вмешался было Рид, но капитан, не обращая внимания ни на Фебу, ни на ее кузину, рявкнул:
— Немедленно проводите леди Фебу в ее покои и оставайтесь с ней вплоть до моих дальнейших распоряжений. Это относится и к Хатуэю.
— Да, сэр.
— О-о, бога ради! — воскликнула Феба, когда они преодолели порог и Миньон вдруг начал возбужденно тявкать. — Вряд ли мне понадобятся двое слуг…
— Миледи! — суровым тоном оборвал ее Тревельон.
О, она хорошо знала этот тон! А потом посреди всеобщей суматохи раздался баритон, от которого по ее спине поползли ледяные мурашки ужаса.
— Какого черта здесь происходит? — поинтересовался ее брат, Максимус Баттен, герцог Уэйкфилд.
Высокий и худощавый, с длинным, изборожденным морщинами лицом, герцог Уэйкфилд нес свой титул, как кто-нибудь другой мог бы нести меч: вроде как игрушка в парадных ножнах, но готов к бою, с острым и смертоносным лезвием.
Тревельон поклонился хозяину.
— Леди Феба цела и невредима, ваша светлость, однако у меня есть важное сообщение.
Черная бровь Уэйкфилда под белым париком выгнулась дугой, но капитан выдержал взгляд хозяина. Пусть он и герцог, но Тревельон не из пугливых и ему не впервой сносить раздражение и гнев работодателя. Вот только бы нога не подвела, которая взрывалась залпами боли, отдающейся в бедро.
В передней, едва появился герцог, воцарилась тишина. Даже собачонка мисс Пиклвуд перестала лаять. Леди Феба поежилась под рукой капитана, прежде чем тяжело вздохнуть, нарушая тишину.
— Ничего не случилось, Максимус. Право же, нет необходимости…
— Феба! — положил конец ее попытке сгладить ситуацию голос Уэйкфилда.
Рука Тревельона на миг чуть сильнее сжала ее хрупкие плечи.
— Ступайте с мисс Пиклвуд, миледи.
Если бы его голос был способен обретать ноты нежности, то это произошло бы сейчас. Ее светло-каштановые волосы рассыпались по плечам, нежные щеки разрумянились после верховой езды, рот казался бутоном алой розы. Она выглядела юной и немного растерянной, хоть и находилась в отчем доме. Ему очень хотелось по-настоящему обнять ее, предложить помощь там, где о ней не просили и где в ней не было нужды. Что-то сжалось в его груди — только раз, мимолетом, — прежде чем он прогнал это чувство и похоронил под грудой резонов, доказывавших невозможность инстинктивных побуждений, потакать которым было глупо.
Он обратился к лакеям.
— Рид!
Когда-то Рид служил у него солдатом. Это был нескладный детина, высокий и такой худой, что ливрея висела мешком на его узкой груди. Руки и ноги были слишком велики по сравнению с телом, острые локти и колени придавали ему вид цапли, но глаза на некрасивом лице излучали ум и смекалку.
Рид кивнул, получив и поняв команду без дальнейших пояснений, дернул подбородком в сторону Хатуэя, юноши девятнадцати лет, и, когда мисс Пиклвуд повела Фебу прочь, оба парня двинулись за ними следом.
Подопечная капитана на ходу бросила что-то насчет мужского гнета, и Тревельон спрятал улыбку.
— Капитан… — Голос герцога заставил его спрятать улыбку подальше.
Уэйкфилд кивнул, предлагая пройти в глубь дома, где находился его кабинет, прежде чем повернуться и проследовать в указанном направлении. Тревельон последовал за хозяином.
Уэйкфилд-хаус относился к числу самых больших частных резиденций Лондона, и коридор, по которому они шли, был бесконечным. Нога Тревельона совсем разболелась, прежде чем они добрались до кабинета герцога, миновав по пути небольшую статую, двери малой библиотеки и гостиной. Кабинет был хоть и небольшой, но уютный и со вкусом отделанный: темное дерево и пушистый ковер, яркий, как россыпь драгоценных камней.
Уэйкфилд закрыл за ними дверь, прошел к огромному письменному столу и сел. В обычных обстоятельствах Тревельон не посмел бы сидеть перед его светлостью, но сегодня соблюдать табель о рангах не было возможности, поэтому неуклюже плюхнулся на один из стоявших перед письменным столом стульев. Как раз в этот момент в дверь постучали и вошел Крейвен.
Внешне слуга напоминал ходячее пугало: высокий, худой, неопределенного возраста — ему можно было дать и тридцать, и шестьдесят. Он числился камердинером герцога, но Тревельон очень скоро понял, что это далеко не просто камердинер.