На этот раз Рип открыл глаза в полной темноте.
«Я проснулся у себя дома! - промелькнула паническая догадка у него в голове. - Я больше никогда не смогу быть Джеем! Я...»
Тут Рип обратил внимание на то, что он всё-таки не лежит, а наполовину сидит на каком-то чрезвычайно мягком, вероятно, кресле, и немного успокоился. У него дома ни на чём нельзя было уснуть в такой позе - устроиться на скрипучем диване можно было только строго горизонтально, и даже больших подушек, чтобы положить под спину, у Рипа не было. Оба же стула у него дома были совсем жёсткими, с прямой спинкой. На них и сидеть-то было неудобно, не то что спать...
Рип попытался разглядеть хоть что-нибудь.
«Автобус! - понял он. - Я еду в автобусе! А темно - потому что я еду ночью».
В подтверждение этого часы на его руке утвердительно пискнули. Было три часа ночи.
Рип попытался оглянуться, но у него ничего не получилось.
«Опять я в чьём-то теле, - догадался он. - Ну-ка, попробуем еще раз. Давай, ещё чуть-чуть, ну!»
С большим трудом, но Рип всё-таки смог повернуть голову.
Миа спала на соседнем, через проход, кресле. Причем спала так тихо, что в первое мгновение Рип испугался, что она вообще не дышит. Во сне её лицо уже не казалось таким строгим. Она была нежнее и мягче. Свет из окна падал на её лицо, и её губы сияли. Они казались сахарными, сладкими. Как будто на губах был мед или нектар. И казалось, если поцеловать её, то это будет вкусно. Необыкновенно вкусно.
- Миа, - тихо позвал Рип.
Она открыла глаза - с такой лёгкостью, как будто бы и не спала только что, и улыбнулась Рипу. А он даже не успел удивиться тому, что у него получилось - наконец, получилось! - заговорить самому - как все вокруг потонуло в чудовищном грохоте.
«Мы попали в аварию! - мелькнуло в голове у Рипа. - Наверное, автобус во что-то врезался!»
Все померкло к него перед глазами.
«Я умираю?»
Грохот повторился. Казалось, кто-то ударил здоровенным, облитым железом тараном в стену прямо рядом с головой Рипа.
«Да это же соседи! - проснулся, наконец, Рип. - У них очередной приступ хозяйственности!»
Звук нарастал. Кто-то снизу явно забивал гвоздь в неподатливую стену.
«Четыре утра! - беспомощно метнулся на подушке Рип. - Больные какие-то. Что за нездоровый приступ хозяйственности! Глубокой ночью! Надо бы вызвать полицию».
Но Рип остался лежать. Полиция не сможет вернуть ему прерванный чудесный сон. А тратить время и силы на забивающих гвозди придурков...
«Как же это некстати! - Рип в бессильной ярости сжал зубы. - И это когда я впервые смог сам - сам, своей волей! - заговорить с ней! Ну, ничего, сейчас засну снова и, может быть...»
Но больше в ту ночь заснуть ему не удалось. Энергичные соседи грохотали до самого утра. Невыспавшийся и злой, Рип отправился на работу. Выглядел он при этом, очевидно, так неважно, что даже вечно озлобленный доктор Манн невольно поинтересовался:
- Рип, вы как? Вы в порядке вообще?
- Ничего страшного, доктор Манн, спасибо, - Рип равнодушно попытлся выдавить из себя благодарную улыбку, но не вышло.
- Вы так плохо выглядите. У вас проблемы?
- Я не очень хорошо спал, - признался Рип.
- В таком возрасте? - недоверчиво поднял брови доктор. - Я понимаю, когда на бессонницу жалуются мои сверстники, но вы-то, вы-то!
- У меня нет бессонницы, - раздраженно ответил Рип.
- Ну да, ну да, - недоверчиво закивал доктор Манн. - Но вообще-то с этим лучше не шутить!
И доверительно добавил:
- Сейчас появилось такое количество новых мягких препаратов, просто диву даешься!
- Да-да, - послушно закивал Рип.
«И когда уже ты замолкнешь, старый хрыч!» - уныло вздохнул он про себя.
Ещё немного порассуждав о седативных средствах, доктор Манн, наконец, откланялся:
- ...а главное - спишь, как убитый! - добавил он напоследок с большим воодушевлением.
«Вот уж радость-то!» - хмыкнул про себя Рип.
Но уже вечером он серьёзно засомневался, так уж ли неправ был доктор Манн.
Соседи в этот вечер, для разнообразия, не забивали гвозди, а решили повыяснять отношения - до Рипа доносился грохот, невнятные крики и невнятные же, но громкие рыдания.
«И откуда у них столько сил берется, - вяло удивлялся Рип. - После рабочего дня - и бегать, и орать...»