По улицам начинал расползаться весенний сумрак, полный новых надежд. Ветер нежно шептал меж деревьев песню жизни. А в это время на площадке двое, пожилой мужчина в коляске и подросток со скейтбордом, о чем-то оживленно спорили, размахивая руками, чем привлекали внимание случайных зевак.
– По-моему, это хорошая идея, – отвечал мистер Гилберт.
– Но послушайте, я ведь только-только начал тренироваться! Я еще ничего не умею! Смысл мне участвовать в соревнованиях? Чтобы словить охапку издевок и насмешек?
– Я понимаю твое негодование, но это отличный шанс посмотреть на других ребят, на то, что они умеют, может, даже чему-то поучиться.
– Все равно я считаю, что это глупо – ехать неизвестно куда, неизвестно зачем, чтобы, в конечном счете, опозориться!
– Слушай, а что ты теряешь?
– Все будут смеяться.
– Вдали от дома нечего стыдиться. Давай выйдем на сцену и опозоримся. Вместе.
– Вместе? Но это же не парные соревнования.
– Зато там будут другие тренеры, которые увидят наш с тобой результат. Если позориться – то только вместе. Согласен? – Лесли протянул руку для рукопожатия и крепко стиснул ее, когда Сергей молча ответил тем же.
– Тогда с завтрашнего дня, сынок, начинаем тренироваться по-взрослому. Тренировка с трех до восьми. Встречаемся здесь. И не опаздывать, молодой человек!
– Хорошо-хорошо, мистер Гилберт.
– Зови меня Лесли.
– Но Вы же значительно старше меня!
– И что?
– Ну… вроде как некрасиво обращаться к пожилому человеку на “ты”.
– Я тебя умоляю, Сереж, прекрати. Хоть мое тело дрябло и потеряло былую красу, в душе я такой же человек, как и ты, со своими загонами и надеждами. Так что для тебя я просто Лесли.
– Ну, ладно… Лесли… Черт, непривычно, – Сережа в смятении начал чесать затылок, пытаясь снять внутреннее напряжение, – но я попытаюсь привыкнуть.
– Договорились. И кстати, ты большой молодец! Очень хорошо сегодня катал.
– Но мой Ollie до сих пор ужасен, а я так и не приблизился к хоть какому-то результату.
– Сейчас главное не результат, а сам процесс. Чем больше ты тренируешься, пускай и безуспешно, тем больше ты понимаешь скейт и свое тело. Вот увидишь, рано или поздно ты всему научишься. Только не вешай нос.
– Вы меня убедили, мистер Гилберт, буду иметь в виду.
– Кхм-кхм…
– Ой, то есть Лесли, – виновато улыбнувшись, Сережка предложил разойтись по домам.
Глава 7
Дни потекли как поток бурной реки. На смену сумрачной ночи приходил солнечный полдень. И все это время Сережа тренировал различные трюки на любимой доске, в то время как, Лесли наблюдал за ним со стороны, в тени деревьев, изредка делая замечания по технике или давая советы по сохранению самообладания. Под конец дня, когда солнце клонилось к горизонту, мистер Гилберт с Сережкой наперегонки ехали к ближайшей набережной, где, усевшись на парапет, ели заготовленные Лесли бутерброды с вареньем и маслом, запивая их каждый день менявшимся горячим чаем из термоса. В эти минуты парень забывал обо всех невзгодах, которыми наградила жизнь. Ему было хорошо. Очень хорошо. Казалось, будто бы то, прошлое, не что иное, как кошмарный сон, который в скором времени забудется. Сергей был счастлив. Он, наконец, обрел наставника, готового всегда выслушать, дать ценный совет или просто помолчать, когда это требовалось. Не раз он ловил себя на мысли, что любит, именно любит, как сын отца, мистера Гилберта. Ни с кем более он не чувствовал такого духовного родства, ни с кем его душе не было так спокойно, как с ним…
Слушая вечные истории мистера Гилберта, Сережка перенимал его опыт, порой горький и противный, от которого шел мороз по коже. Тем не менее, парень был очень благодарен за все это. Как говорил Лесли: ”Я человек, повидавший многое в этой жизни. Мой путь – сложен и тернист. И я надеюсь, что, став моим летописцем, у тебя получится избежать многих ошибок, которые мне пришлось совершить”.
Судьба Лесли Гилберта тоже не пестрела яркими красками. Было в ней много серых и черных тонов. Рос он без отца, по воле несчастного случая. Поэтому основные заботы о воспитании легли на плечи его бабушки с дедушкой, потому что мать с утра до позднего вечера была на работе, стараясь обеспечить безбедное будущее единственного сына.