- Весьма благодарен, но, увы, не употребляю-с. Некурящий.
- Прошу прощения, - смутился Северианов и убрал папиросу обратно за металлический поясок.- В таком случае, я, вероятно, тоже воздержусь.
- Отчего же, курите-с, - сказал хозяин. - Аромат хорошего табака весьма приятен-с. У меня курят все, кто имеет такое желание, я не препятствую.
Кончиками пальцев левой руки он вновь аккуратно подкрутил вверх вершины своих великолепных усов.
Потянуло сквозняком, запахом упадка, скудной еды, махорки и прогорклого масла. Северианов сделал шаг вглубь - и мгновенно понял: его ждут. Ждут давно, вероятно, квартира обложена, в таком случае, на улице также ждут и, наверняка, сверху и снизу тоже. Отступать поздно, надо идти вперед, пробовать прорваться. Итак, где же они? Северианов шагнул вправо-вперед, одновременно посмотрев вниз-влево. Ну да, вот они, носки стоптанных ботинок, коварно вытарчивающие из-за дверного проема. Их обладатель полагает, что его не видно - и его, действительно, не видно, если заходить в комнату как обычно, как заходит разумный, здравомыслящий и неискушенный человек. А вот если чуть отступить в сторону и смотреть вниз - обувь первой обнаруживает засадника. Со всеми, так сказать, потрохами. Так-так, где остальные? Второй, вернее всего, затаился справа от двери, еще несколько человек в соседней комнате. На лестницу отступать - не вариант - там ждут, а вот с этими горе-засадниками можно и поиграться. Северианов помедлил секунду, буквально чувствуя, ощущая каким-то иным чувством, интуицией, инстинктом даже, как неодолимо отчаянно заволновался усатый господин, и как напряглись за дверью.
- Вы один? - спросил Северианов, делая подшаг влево и, по-прежнему, смотря вниз.
- Один! - выдохнул усатый, и взглянул, как-то обреченно, вымученно: мне очень стыдно, не сам я, не хотел, заставили... Жить всем хочется, и если уж не получается хорошо, то, хотя бы, просто жить...
В скудной полосе света, проникавшего через окно, пыльный шелк казался не зеленым, а серым, а редкие волоски собачьей шерсти въевшимися намертво.
Северианов прошел в комнату вслед за усатым. Нет, можно было, конечно, с длинным шагом вперед, уйти вниз, одновременно выдергивая наган, потом перекатиться через плечо в комнату, в тот же момент, еще в начале переката, держа револьвер горизонтально, выстрелить снизу вверх в поджидающего слева, а на выходе из переката - в того, что справа, потом перевернуться, выцеливая дверь соседней комнаты - если бросятся, ворвутся, вломятся даже - шквальный огонь на поражение. Дистанция никакая, в барабане еще пять патронов и не ожидают они его в полуприсяде! Времени на то, чтобы сориентироваться не будет!.. Но!.. Но если это свои? Просто страхуются на случай непредвиденности? Курили в комнате грубую солдатскую махорку? Так время такое, от нужды и махоркой не побрезгуешь. Другие странности, или, как говорил подполковник Вешнивецкий, демаскирующие признаки, тоже при большом желании объяснить впору. И стоит за дверью в настоящий момент какой-нибудь подпоручик Сперанцев, а напротив притаился бывший губернский секретарь, дворянин, пусть будет, Глухарев-Сахаров, неумело и непривычно сжимает он в потных ладонях браунинг М1900 или наган, и мандражирует. Возможно? Вполне! Явку Северианову предоставили надежную, проверенную, подполковник Кунцендорф Василий Яковлевич из контрразведки голову давал на отсечение...
Северианов шагнул вперед и понял, что цена головы подполковника Кунцедорфа упала ниже ломаного гроша, просто до нуля. Ибо странного господина отбросили куда-то вбок, как вещь более ненужную, а на его месте словно из воздуха материализовались двое. Молодой матросик явно наслаждался ситуацией и, чувствовал себя неким былинным богатырем: Ильей Муромцем или Никитой Кожемякой. Бескозырка сбита на затылок, воротник бушлата расстегнут, пулеметная лента опоясывает грудь крест-накрест, глаза цепкие, ухватистые, но, в то же время пустые и бессмысленные, тяжелый маузер К-96 в поднятой руке кажется грозным оружием. Второй - дядька в возрасте, вида совсем не героического: обычное сильно выцветшее солдатское обмундирование, но матросика посерьезней, опытный, наган держит, вроде бы, расслабленно, но выстрелить успеет раньше. И встал грамотно: сзади - сбоку от матроса, если вдруг что случится - успеет напарником прикрыться и выстрелить. Ствол револьвера ткнулся в спину, и сзади раздался голос:
- Не двигаться, ЧК! Руки вверх!
"Ай-яй-яй - подумал Северианов, медленно поднимая руки и оглядываясь назад. - Какой казус приключился! Эх, Василий Яковлевич, Василий Яковлевич, господин подполковник..."
В спину ему упирался наганом совсем мальчик, ему не то, что восемнадцати, ему и семнадцати, наверное, еще не исполнилось. Сжимавшая револьвер рука дрожала, пот лил струйками их-по козырька фуражки. Северианов даже улыбнулся ему успокаивающе, повернул голову, выискивая глазами старшего - и тут же увидел его: здоровенный красавец в кожаной куртке и кожаной фуражке с красной звездой, немного, даже как-то аристократически, небрит, красивое, слегка слащавое лицо, мощные плечи, широкие ладони, высокие, зеркальным светом сверкающие сапоги. Выражение лица одновременно и надменное, и обиженное, и глаза с виду добрые-добрые, но где-то там, в глубине, плещется ненависть, нетерпимость, граничащие с отвращением. Северианов незаметно, без видимого внешне проявления сжался, словно пружина. Яростная кровь бросилась в мышцы, мощно выбрасывая адреналин.
- Эх, Антон Савельевич! - попенял Северианов усатому хозяину квартиры, улыбаясь укоризненно-осуждающе. - Ну как же вы так осрамились-то?
Он бы поклялся, что хозяин квартиры готов провалиться сквозь землю от стыда, но красавец в кожаной куртке не дал разгореться диалогу.
- Молчать! - заорал он и с какой-то садистской жестокостью, свирепым варварством, ударил Северианова снизу кулаком в живот. Апперкот - так в английском боксе называется...
"Чайник!- сгибаясь, громко и неуклюже валясь на пол, словно сброшенный с плеч грузчиком мешок муки, определил Северианов. Сие формулирование означало вовсе не металлический сосуд для кипячения воды, но неумелого, неопытного бойца.- Ротозей! Если б вам вместе с кожанками еще и ума немного выдавали..."
Мешок муки может ведь по-разному упасть. Может свалиться бесформенной пыльной массой, куском бессильной рохли, а может и, продолжая движение, перекатиться, подпрыгнуть, оттолкнуться от земли...
Чтобы врезать наглому гостю, чекист шагнул вперед, а Северианов после удара завалился вбок - и теперь "кожаный" перекрывал собой сектор стрельбы и матросу, и его напарнику.
- Контра!- главный чекист с размаху пнул носком сапога Северианова в живот.
-Э!- вдруг совершенно неожиданно подал голос матрос. - Слышь, товарищ Дубас! Полегче! Отстань от него!
Северианов вдруг по-новому, с какой-то внутренней теплотой посмотрел на матроса. Нет, никто не отменял принципа доброго-злого следователя, но вот только морячок, похоже, об этом приеме не знал ничего и говорил совершенно от души, искренне.
-Не тронь! - повторил он снова.
Северианов застонал очень натурально, одновременно, как ножницами, подсек ногами под колени "товарища Дубаса" - и тот рухнул, действительно, как пыльный мешок с мукой, ударился затылком - и потерял сознание - Северианов легко перекатился через плечи, выпрыгнул вверх, в стойку. Продолжая движение, долбанул сверху вниз локтем в переносицу ушлому мужичку - тот сразу залился кровью, и наган выронил - и, оказавшись у матроса за спиной, рубанул носком правой ноги сзади под колено, локтевым сгибом перехватил "доброму" матросику шею, удушающий захват, называется.
"Захватили рукой за шею - и додавливайте корпусом - учил подполковник Вешнивецкий. - Именно корпусом! Противник должен свою голову у вас на руке оставить!"
Ситуация изменилась в корне - а не прошло и нескольких секунд. Матрос хрипел, пытаясь двумя руками освободиться от захвата, "товарищ Дубас" и ушлый напарник морячка лежали, не подавая признаков жизни.
- Оружие на пол! - скомандовал Северианов - команда, прежде всего, была предназначена оставшемуся не у дел пареньку, как соляной столб застывшему у двери в комнату и олицетворяющего своим видом памятник всем растяпам и ротозеям. Выдернув из кармана наган, Северианов приставил ствол к виску матроса - это выглядела очень устрашающе, хотя и не имело большого смысла - удавить морячка было и быстрее и проще.