- Северианов? Знакомая фамилия. Как выглядит?
- Я с ним не встречался. Обыкновенный, достаточно молодой. Глаза холодные. Самойлов, тот самый мой бывший подчиненный, под впечатлением, говорит - человек весьма опасный.
- Опасный, - повторил Виткевич. - Понятно. Значит, говорите, Северианов расследованием убийства занялся? Гм, смешно!
- Смешно? - изумился Панкрат Ильич. - Отчего же? Или господин Северианов Вам известен?
- Если это тот человек, о котором я подумал, из развед-диверсионной группы подполковника Вешнивецкого... - Виткевич зло покрутил в пальцах щегольскую тросточку. - Тогда плохо.
- Почему плохо? - осведомился Иван Николаевич.
- Группа была создана по собственному почину и инициативе подполковника Вешнивецкого из разведуправления Генерального штаба и на его личном энтузиазме. Изначально предназначалась для розыска и ликвидации диверсионных отрядов противника. Во время войны с японцами весьма эффективно показала себя в борьбе с диверсионными группами противника в нашем тылу. Однако должного признания инициатива Вешнивецкого не получила, и массово подобные группы созданы не были. Так вот, такой головорез, как Северианов, меньше всего способен расследовать убийства, его прерогатива - обнаружение и захват, либо ликвидация агентуры противника. Потому, предполагаю, разговоры про поиск убийц ювелира - камуфляж, дымовая завеса, его цель - Вы, Панкрат Ильич, и Вы, Иван Николаевич. Исходя из этой возможности, встречу с Севериановым запрещаю категорически!
- Он сказал, что будет один и без оружия, - попробовал вякнуть бритый - Нас будет несколько человек, вооружённых...
"Хмурый" - Виткевич посмотрел на неразумного, усмехнулся. Он не хотел приказывать, желал столковаться с товарищами по-свойски, потому голос его приобрел участливые, даже уговаривающие интонации.
- Мне известно, Панкрат Ильич, что Вы - замечательный токарь-металлист, так, нет?
- Допустим, - осторожно сказал собеседник, не совсем понимая, куда клонит резидент. Виткевич достал из кармана никелированный браунинг, подбросил на ладони, затем протянул рукояткой вперёд собеседнику.
- Нечто подобное изготовить сможете? При наличии чертежей и соответствующего инструмента? И если сможете - долго ли делать будете?
Бритоголовый без особого интереса повертел изящный пистолетик в пальцах, вернул владельцу.
- В принципе, ничего сложного, изготовлю в лучшем виде...
- Замечательно! - кивнул "Хмурый". - Я иного ответа и не ожидал. А теперь представьте себе следующее: я предлагаю Вам некое состязание в изготовлении подобного оружия. Кто быстрее и лучше данную работу исполнит. Не торопитесь смеяться, я, знаете ли, не всю жизнь в разведке служил, в детстве имел небольшой токарный станок, и мне весьма нравилось изготовлять из металла всяческие финтифлюшки и механизмы. И я себя считал очень даже неплохим мастером. Как полагаете, смогу ли я конкурировать с Вами в изготавливании подобного предмета, либо какого ещё? Мне, почему-то кажется, что Вы уделаете меня одной левой. Просто потому, что я - любитель, дилетант, Вы же занимаетесь токарным делом всю сознательную жизнь. Верно?
Панкрат Ильич со сдерживаемой ухмылкой рассмотрел мягкие белые ладони собеседника, перевёл взгляд на свои: грубые, с намертво въевшейся в поры смесью металлической пыли и машинного масла. Поручик Виткевич так же походил на токаря, либо иного пролетария, как схожи между собой любимая господская болонка и дворовый полкан. Панкрат Ильич оценил эту сходность, хмыкнул вполне саркастически, хотя и не зло, мысленно, про себя продекламировал:
На тихом ходу с перебором
Резец самокальный идёт.
А токарь хяровый, хяровый -
Стоит и на стружку плюёт...
"Хмурый" запрокинул лицо назад, высоко задрав подбородок, получалось, смотрит на собеседников свысока.
- Северианов всю жизнь уничтожал шпионов и диверсантов в прифронтовой полосе, он - профессионал! Не думайте, что Вам удастся тягаться с ним, это будет то же самое соревнование, что между мной и Вами, Панкрат Ильич, по части токарных навыков. Северианов разоружит и захватит вас раньше, чем успеете что-либо сообразить. Просто потому, что он умеет это делать! Доступно излагаю?
- Он дал честное слово, что не будет пытаться, - предпринял последнюю попытку Панкрат Ильич. Виткевич покачал головой.
- Лучше не проверять крепость его слов: в данном случае Вы рискуете не просто головой, Вы рискуете полученным заданием.
Видя, что собеседники набычились, и, чувствуя, что не убедил их, "Хмурый" добавил, как ему показалось, весьма настоятельно и неопровержимо:
- Как я слышал, за Вашу голову, товарищ Троянов, большое вознаграждение назначено. Да и за Вас, товарищ Фролов, тоже.
Товарищи Троянов и Фролов переглянулись, резидент говорил дело. Однако, Троянов упрямо сжал губы.
- Посмотрим.
- Не надо смотреть, - устало проговорил Виткевич. - Забудьте про предложения Северианова, наше задание несоизмеримо важнее, от его выполнения слишком многое зависит.
Он понял, что все-таки не переубедил обоих упрямцев, и если Фролов готов был подчиниться приказу, то Троянов задумал что-то, что явно приведет, в конечном счете, к провалу и беде. Потому позволил себе то, чего не хотел ни в коем случае.
- Конкретно Вам, товарищ Троянов, запрещаю планировать какие-либо контакты с Севериановым. Это приказ!
Не так надо было начинать знакомство и совместную работу, совсем не так. Виткевич чувствовал это слишком хорошо. Для этих двоих он, по-прежнему, чужак, белая кость, их благородие, золотые погоны. Сегодня на красных работает, а завтра может переметнуться обратно. Кто предал единожды, предаст снова.
Разве он кого-то предавал в своей жизни? В Разведывательное управление Генерального штаба его пристроил дядя, генерал Николай Александрович Владиславлев, всячески нежно и заботливо опекавший любимого племянника, внявший мольбам сестры и пристроивший Виткевича под родственное крылышко. Спуску, однако, не давал, не позволял от дела отлынивать, в любимчиках будущий "Хмурый" не ходил, гонял его дядя почище других офицеров. Когда в России произошла Революция, генерал собрал офицеров разведуправления и держал перед ними речь, как ему казалось, весьма патриотическую.
- Господа! - патетически начал Владиславлев. - Хотим мы этого, или нет, но власть переменилась, монархию реставрировать, по всей видимости, не удастся, и нужно как-то пытаться существовать дальше. Мы знаем друг друга не первый день, господа. Мы слишком долго служили вместе, служили одному делу, служили великой державе. Потому буду с Вами предельно откровенен. Власть взяли большевики, хорошо это, или плохо - время покажет, однако, Российская империя должна оставаться великой. Речь идет о спасении России. Пусть на другой идеологической платформе, пусть под красным знаменем - не суть важно. Это наше государство, и мы должны его защищать. Потому сообщают Вам своё решение: я буду сотрудничать с новой властью. Неволить не стану: кому Советы не по нраву - волен поступать в соответствии с собственной совестью. Те же, кто останется рядом со мной - будут продолжать развивать и всячески укреплять дело российской разведки.
Виткевич, разумеется, остался. Да он и не помышлял об ином: раз дядя сказал - следует служить дальше. И он служил, так же, как и раньше, только из господина превратился в товарища, да офицерскую кокарду на фуражке сменила красная звезда. О первостепенном значении предстоящей миссии ему в категоричной форме сообщили в Москве, наделив всеми возможными полномочиями. "Операция чрезвычайно важна, - говорил дядя, - в случае провала - насмарку многолетний труд наших разведчиков за многие годы! Мы просто не имеем права на неуспех".
Расходились по одному с интервалом в десять минут. Фролов, в принципе, согласный с "Хмурым", руку пожал крепко, ушел первым. Троянов при прощании посмотрел с вызовом, мол, все вы считаете, что сверху видно лучше, а мы на месте только щи лаптем хлебать горазды. Но возражать не стал, стиснул металлическими пальцами ладонь Виткевича, дождался, когда "Хмурый" уйдет и привычно растворился в лабиринте городских улиц.
Глава 22
У парадной лестницы седоусый унтер-офицер громко и совершенно не стесняясь в выражениях, распекал часового. До Северианова донеслась такая прочувственная, с оттенком в эротико-сексуальную сферу, двухминутная эпитафия, в которой, похожий на моржа унтер упомянул и часового, и его родителей, и прочую родню, а также особо выделил красную конницу Буденного и немецкого шпиона Ульянова-Ленина, что Северианов только усмехнулся. В переводе на русский язык эпитафия уложилась бы в нескольких словах: "Не утеряй винтовку, растяпа!" - но того эмоционального накала не имела бы. Молоденький солдатик варёным раком выпучивал на унтера стеклянные глаза и так тянулся в струну в бессловесном субординационном экстазе, что со стороны походил на статую усердия и ретивости. Объяснив часовому, на какие именно органы он расчленит его в случае каких-либо неприятностей с вверенным боевым оружием, унтер так же красочно расписал куда он введет часовому потерянную винтовку и закончил инструктаж очередным упоминанием матери солдата. После чего двинулся к следующему посту, чтобы там вновь произнести подобный пламенный и прочувствованный монолог. Северианов легко взбежал по ступенькам и направился к Белоносову.