Их поединок длился секунд тридцать, неимоверно долго, по севериановским понятиям. Сергей Сергеевич начал выдыхаться, без устали молотя воздух пудовыми кулаками. Прямые, боковые удары, апперкоты мелькали перед Севериановым, а утративший ленивую вальяжность Мараев пыхтел, как паровоз. Как всякий кулачный боец, уделявший особое внимание рукам, он непроизвольно скрестил ноги, за что, наконец-то, был наказан - Северианов лишь слегка поддел его пятку стопой левой ноги - и Сергей Сергеевич, мгновенно потеряв равновесие, едва не упал. Однако, продолжать серию Северианов не пожелал, и господин Мараев удержал вертикальное положение. Правда, этот досадный промах ни в коей мере не вразумил заносчивого забияку, и он с удвоенной страстью бросился на Северианова. Пора кончать, понял Северианов, это уже становится попросту глупо. Легко уйдя в сторону, он захватил кулак правой руки, почти доставший его живот, и, когда рука пошла назад, слегка скрутил кисть против часовой стрелки и по диагонали в сторону противника. Совсем слегка, ломать руку не входило в планы штабс-капитана, лишь обозначить болевой приём. Сергей Сергеевич от мгновенной боли, пронзившей кисть, ничего не понял, рухнув вниз, подрубленным вековым дубом. Если и этого окажется мало, с волнением подумал Северианов, придётся вырубать его всерьёз, делать этого очень не хотелось. К чести Сергея Сергеевича, надо отдать ему должное, он понял, что продолжение поединка чревато, и с барским великодушием позволил Северианову помочь себе подняться с травы. Пот струился по лбу и щекам, Мараев тяжело дышал, Северианов же, казалось, ничуть не устал, даже пульс бился вполне ровно, не превышая допустимого числа ударов.
- Господа, вы непременно должны выпить мировую, подскочил Захар Захарович, восторженно потрясая руками. - Это было нечто грандиозное! Древний Рим! Спартак! Гладиаторские бои!
Сергей Сергеевич с кислой миной стряхивал с пиджака мелкие травинки, морщился, словно зубы ныли противной вяжущей болью. Вяло пожимал протянутые руки, казалось, сделался ниже ростом, а всегда гордо устремленные вверх кончики усов обвисли и безвольно поникли.
- Красиво! - одобрительно стиснул севериановскую ладонь капитан Филиппов. - Могли сделать его сразу, причём наглухо, но пожалели этого павлина. Кстати, напрасно, он урока не усвоил, будет подличать исподтишка. Считайте, что смертельного врага поимели. А в моём лице - поклонника и почитателя. Если Вы так же стреляете - снимают перед Вами шляпу.
- Стреляю я посредственно, - попробовал уклониться Северианов, но капитан его увертки не принял.
- Десять человек из двух наганов, не перезаряжаясь, это посредственно? В таком случае предлагаю пари. С пятидесяти шагов, на коньяк.
Очень не хотелось Северианову соглашаться, но общество уже почувствовало вкус состязания и развлечения, Филиппова горячо поддержали, даже дамы были целиком за. Тут же отмерили расстояние, расставили пустые бутылки. Принять участие в пари захотели все, и очень скоро рядом с самоваром загрохотали выстрелы, сопровождаемые смехом и веселыми голосами. Филиппов, стоя в картинной позе стрелка: боком, согнув правую руку в локте, левая за спиной - бил уверенно, бутылки брызгали в стороны стеклом; Жорж, обнажив свой огромный смит-вессон, боялся произвести неправильное впечатление, от того позорно мазал; Петр Петрович поразил все цели с небрежной лёгкостью, потом за пальбу принялись остальные. Запахло сгоревшим порохом, оружейной смазкой, азартом, страстным воодушевлением, эмоциональным темпераментом. Высокое общество преобразилось, обнажив скрытые, звериные инстинкты, потаенную суть, Alter ego. Ольга Петровна Лаури со смит-вессоном Жоржа вдруг превратилась в ребенка, получившего, наконец, желанную игрушку, а грозный прапорщик сейчас являл собою заботливого папашу, поддерживая чопорную даму под локоток и давая советы по прицеливанию и поражению мишеней. Ольга Петровна заливалась серебряным смехом, а Жорж краснел, только на сей раз от удовольствия. Сергей Сергеевич, красуясь, стрелял картинно вытянув руку вперед и откинув назад голову, прищурив левый глаз. Стрелял, кстати, так себе, больше половины пуль послав "в молоко". Вероятно, пресловутую "белку в глаз" он больше бил в собственных рассказах, помыслах, чем в реальности. Срвандзтян от соревновательной стрельбы с презрением отказался, посчитав это детской шалостью, и теперь о чем-то оживленно спорил с Перевезенцевым. Спиной, спинным мозгом, кожей между лопаток Северианов ощущал чей-то постоянный, изучающе-оценивающий пристальный взгляд, прищуренное внимание, зыркающее лицезрение, пытливое любопытство. Кто? - думал штабс-капитан, перезаряжая наган с видимым равнодушием и невозмутимостью. Стреляли они с Филипповым примерно одинаково, только капитан тщательно прицеливался, Северианов же работал навскидку самовзводом. Стремление Филиппова выиграть пари было слишком велико, и Северианов позволил ему это сделать, во время очередного выстрела чуть-чуть резче, чем нужно, надавив на спусковой крючок револьвера и лишь оцарапав пулей бутылочный бок. Филиппов счастливо торжествовал, а Северианов незаметно рассматривал гостей. Не понравилось ему их недавнее соревнование, потасовка с Мараевым, весьма сильно не понравилось. Словно грамотно срежиссированный сюжет, постановка. И расспросы про засаду чекистов. Всё напоминало скрытую проверку, ненавязчивое пальпирование. Мария Кирилловна очень кстати начала любопытствовать, Сергей Сергеевич покрасоваться решил. Все получилось как бы само собой, заподозрить чужой интерес невозможно. Сам Мараев вряд ли додумался бы, кто-то незаметно и ненавязчиво направил его энергию в нужном направлении, использовал болезненное самолюбие промотавшегося помещика. Кто-то из присутствующих. Кто? И что он, Северианов, знает о них? Да ничего, практически. Информации недостаточно, гадать бесполезно, остаётся контрнаблюдение, подмечание за собравшимися различных странностей.
Пользуясь тем, что гости увлечены бесполезным и даже весьма вредным занятием, Мария Кирилловна подсела поближе к Насте и спросила.
- А Вы где остановились, Настенька?
- Сняла небольшую комнатку на две недели.
- И как Вам?
- Весьма даже неплохо. Я ведь ненадолго здесь, только найти Виктора, а дальше - жизнь покажет.
- И совершенно напрасно, - сказала Мария Кирилловна. - Что это за безрассудство: комнату снимать. У какой-нибудь голытьбы, вероятно. Я вот что решаю: перебирайтесь-ка Вы сюда. Места у меня много, не стесните, а Вам гораздо привольнее здесь будет, чем по съёмным углам мыкаться. Честное слово, даже не пытайтесь возражать!
- Но мне нужно бывать в городе...