Капитан Тимофеев задорно усмехнулся, крепко пожал руку Никольскому, затем всё тем же маршрутом вернулся в ресторан, а Пётр Петрович ещё долго сидел в кресле, смаковал коньяк и обдумывал детали. Всё казалось весьма и весьма заманчивым, однако же, на душе скребли кошки, подполковника терзали сомнения. Вот так сразу, за здорово живешь, на встречу с капитаном не явится никто из руководителей городского подполья, невелика птица... Или, наоборот, велика? Свой человек, офицер в самом логове белых - аппетитная наживка? Это же получается распропагандированное воинское подразделение с готовым командиром, этакое секретное формирование Красной армии, которое в нужный момент... Как бы он сам, подполковник контрразведки Никольский, повел себя в сходной ситуации? Нет, безусловно, кусок весьма аппетитный, решил Пётр Петрович, сам бы, наверняка, ухватился за представившуюся возможность. Однако, проверял бы вербуемого долго и весьма тщательно.
В сторону анализ, надо думать об обеспечении. Совершенно ясно, что для серьёзного разговора капитана куда-то поведут, либо повезут, иначе и затеваться нечего. "Вести" Тимофеева надлежит двумя, лучше тремя группами, причём лучшими. Ну, понятно, Вохминцев с его архаровцами, этих никто не обнаружит, а ещё? Нет у него столько опытных филеров, а неопытные вполне могут быть замечены подпольщиками, засветиться и, вообще, завалить всю операцию. Плохо, очень плохо. Справится ли с порученным делом одна тройка Вохминцева? Конечно, сомнительно, однако же, Иван Савватеевич тот ещё фрукт, и просто невозможно представить себе ситуацию, чтобы он опростохвостился, потерял объект наблюдения. Пётр Петрович достал блокнот, красивым каллиграфическим почерком вывел: "Посоветоваться с Вохминцевым, совладает ли он собственными силами, или нужно давать помощь?". Дальше. Допустим, капитана проводят в Дозоровку, либо в другое место, где большевики себя словно рыба в воде ощущают, и в случае возможной опасности просто утекут водой сквозь сито. Чтобы обложить их берлогу, заткнуть все возможные дыры - нужно знать место заранее, а это не представляется возможным. Значит, требуется держать наготове мобильную группу захвата, даже несколько, способных в кратчайшее время подскочить в требуемое место. Держать на достаточном удалении, дабы не вызвать подозрений.
Пётр Петрович разложил на столе подробнейший план города, задумчиво всматривался в нагромождение многоугольников, ромбов, овалов. Разнообразные неправильные геометрические фигуры являли собой дома, улицы, целые кварталы. Толстой синей лентой опоясывала город река Воря.
Чтобы просчитать возможные места встречи капитана Тимофеева с представителями подпольного комитета, и соответственно, разместить заранее группы захвата, наметить кратчайшие пути их доставки к точке рандеву, нужно хорошо знать город. Не просто центральные улицы, а как раз наоборот, переулки, подворотни, проходные дворы. А таких знатоков, надо признаться, в контрразведке, практически, нет. Все не местные, все вошли в Новоелизаветинск вместе с армией генерала Васильева. Так! Пётр Петрович дописал в блокнотик: "найти человека, хорошо ориентирующегося в городе". Что ещё? Кого включить в группы захвата? Нужны смелые, решительные люди, что-то вроде Северианова. Троянов - та ещё птица, при захвате может преизрядную баталию учинить, не факт, что его числом возьмёшь. Северианов? Пётр Петрович задумался, потом с сожалением отмел кандидатуру штабс-капитана. Экземпляр хороший, но в команде работать не любит, предпочитает один. Героизм - это, конечно, замечательно, и если бы вместо капитана Тимофеева можно было пустить Северианова - то дело бы было на мази - он бы в одиночку справился. Но увы, в игру введен Тимофеев, и обратного хода ситуация не имеет. В группе захвата нужен опытный командир, умеющий быстро и качественно организовать взаимодействие, а вовсе не герой-одиночка. Пётр Петрович вновь задумался, перебирая в уме подчиненных. Штабс-капитан Соловьев? Подпоручик Дроздовский? Капитан Марин? Поручик Надежинцев? Пожалуй, подпоручик Смысловский подойдет, человек грамотный, герой войны, в офицеры из нижних чинов выбился. Да, пожалуй, именно Смысловский. Подполковник Никольский подумал вдруг, что в операцию вовлекается всё больше и больше народу, и испугался утечки информации. Кто знает, возможно, у подпольщиков свои люди в окружении контрразведки имеются. Нет, не агенты, просто кто-либо из сотрудников по неосторожности проговорится, где не надо, а уши и у стен имеются. Лучше перестраховаться в таком деле. Полную информацию сообщить одному-двум доверенным лица, остальным выдавать порциями и только в той мере, что их касается. Кстати, о доверенных лицах... Подполковник задумался. Все его умопостроения весьма неплохо бы проверить. Ум - хорошо, а два - лучше. Здесь нужен кто-то опытный, искушенный в таких делах. Лучше из Отдельного корпуса жандармов, уж те-то в деле борьбы с подпольщиками-большевиками не одну собаку съели. Только где ж их взять, у него в подчинении, в основном, армейские офицеры. Разве что Марин? Но он не жандарм, а только бывший полицейский сыщик...
Последний коньячный глоток, разумеется, был самым вкусным; Петр Петрович Никольский с искренним сожалением спрятал рюмку, поднялся и направился к выходу. Нечего мечтать, загадывать - будем действовать по ситуации. А там - как карта ляжет, куда кривая выведет...
Глава
При слове "ювелир" у заурядного обывателя, мещанина, в общем, простого смертного в голове невольно возникает картина пресытившегося благополучия, королевского изобилия и зажиточной роскоши. Безудержно распалившаяся фантазия, неуемное воображение рисуют препротивнейший образ достопочтенного господина жуликоватой наружности, с туго набитой мошной и толстым карманом, осыпанного золотым дождём, через мастерскую которого протекают бурные потоки молочных рек при кисельных берегах, а возле дома сверкающим Эльбрусом высятся бриллиантово-изумрудные горы. Что бы ни происходило в мире, в кармане ювелира всегда остается денег чуть-чуть больше, чем в городской казне и даже в Новоелизаветинском торговом акционерно - коммерческом банке. У ювелира всегда сладчайшая улыбка карточного шулера, ювелир всегда прилизан, как любимый хозяйкин кот, напомажен и благоухает парфюмом, у ювелира хитрые змеиные глаза и тонкие пальцы карманного вора. Ювелир обчистит вас до нитки, содрав втридорога за свое уникальное изделие, которое, по совести, ничуть не лучше колечка из лавки купца Шаромыжникова за рупь с полтиной в базарный день. И хотя в подобные сказки Северианов мало верил, но все же он был удивлён, свернув с широкой Астраханской улицы в непримечательный проулок, цивилизацией, казалось, покинутый, и пройдя вперёд-вправо шагов двадцать. Не верилось, что здесь жил ювелир. Какой-нибудь спившийся сапожник - да, приказчик лавки скобяных изделий - возможно, но ювелир, золотых дел мастер, художник по драгоценностям - никогда! Старый дом с облупившимися, почти полуразрушенными стенами, с обвалившейся с окон замазкой. Повсюду сквозила, бросалась в глаза бедность, обездоленность, нужда. Грязный, замусоренный двор сельского кабака. Зеленый ад крапивы. Чахлые деревья, полностью поглотившие забор. Высокая каменная стена, за которой располагаются городские склады. Пустырь, покрытый джунглями мелкого кустарника в косую сажень высотой. Мерзкое зловоние скотобойни. До расположенных слева таких же убогих построек, имевших храбрость назваться домами, - шагов пятьдесят. Северианов почувствовал противный холодок, мерзкую предательскую оторопь: это место словно специально создано для преступлений, соседи не только криков не услышат, но, пожалуй, и выстрелов не различат. Поразительно, подобная клоака находилась едва ли не в самом центре города, пройти несколько десятков шагов - и словно попадаешь в другой мир, полный роскоши и изящества. Он подошел к калитке, постучал.
В доме ювелира Свиридского жили совсем другие люди. Беглый столичный чиновник, устроившийся на птичьих правах в канцелярии градоначальника, боялся даже не тележного скрипа, а, казалось, самой возможности возникновения этого скрипа, что уж тут говорить о грозной контрразведке. С Севериановым был подобострастно вежлив, посекундно раскланивался, разве руки не целовал. Провел подробнейшую экскурсию по жилищу, при этом выглядел этаким преданным цепным псом, только что хвостом не вилял. Про убийство слышал, конечно, но сообщить ничего, к величайшему сожалению и горести, не может. На вопрос, не боится ли жить в комнатах, где свершилось ужасное преступление, понуро сообщил, что на постоялом дворе, а то и просто на улице прозябать не в пример хуже!