Он прислонился к дверному косяку. Замер в ожидании. Отпер входную дверь.
Через несколько минут она открылась — и в квартиру ввалилось запыхавшееся тело. Вернее, сначала в объятья брата, а потом уже в квартиру.
Он прижал к себе тело сестры. Чувствовал биение её взволнованного сердца. Тяжёлое, запыхавшееся дыхание. Утопал в её рыжих волосах. Снова пьянел от их кисло-сладкого запаха.
Подарив брату достаточно тепла, Лета отстранилась и пристально смерила его взглядом.
— Как ты, красавец-мужчина?
— Да проходи ты, проходи, — уклончиво отвечал Сон, жестом показывая на гостиную. Протягивая руку. Сестра проследовала за старым другом.
— Чай ставить? Или ты ненадолго?
— Ненадолго, — кивнула Лета, — но и от чая не откажусь.
— Понял.
Сон снял чай с подставки, что лежала на полу у стенки. Удалился в ванную за водой для кипятка.
Лета устало развалилась на диване. Ей стоило немалых усилий сюда приехать. Родители не разделяли её чувств по отношению к брату: родственники либо родные, либо это всё несерьёзно, и она едет к левому парню потрахаться. Так это выглядит со стороны. А брат, сын, отец, друг — это так, детские игры. Сути не меняет. После очередной лекции на тему, она могла от родителей на стенку лезть. Благо, это единственное, чем они бесили. В остальном они всё ещё прекрасны. Но в такие моменты могли порядком подпортить нервы.
Она потянулась к подушке, обитой красным бархатом. Обняла её. Сжалась в комочек. Уткнулась в неё своим остреньким носом.
По телефону брат звучал уставшим и взволнованным. Да, он у неё такой всегда, но — чёрт, — нутром чуяла, сегодня что-то особое случилось. Недоброе. И она не на шутку переволновалась. По дороге ещё тела какие-то пристали. Мол, куда идёшь подруга, что одна гуляешь. Она их проигнорировала. В иной ситуации могла бы и ответить, но сейчас — спешила. И ей было не до неприятностей. И вот, она в квартире близкого ей человека. В окружении ноутбука, чайника, стола, микроволновки, фортепиано и книжного шкафа.
О, брат вернулся. Поставил чайник. Прилёг к сестре, ласково обнял её. Она уткнулась в его грудь. Хотела согреться. Искала у него тепла. Он молча погладил её. Запустил ладонь в её волосы, перебирал их. Легонько почёсывал затылок.
— Почему на мобильный не отвечаешь?
— Украли его, — спокойно ответил Сон.
— Кто посмел?
— Девушка одна, — мечтательно прошептал брат.
— Бабник хренов. Доведут они тебя, братец. Доведут однажды.
— Я её обнял. Она засмеялась — а после в электричку проезжающую юркнула, и поминай, как звали!
Лета повернулась к нему лицом. Взволновано посмотрела в глаза.
— Ты-то сам в порядке? Не под кайфом?
— Нет. Я же не употребляю, ты знаешь.
Лета тяжело вздохнула.
— Знаешь… Я уже ничему не удивлюсь. Твоя скука тебя когда-нибудь убьёт. Займись наконец чем-нибудь. Что тебя по-настоящему развеселит. Вдохнёт в тебя жизнь.
— Что там с сатанистами?
— Не увиливай.
Лета щёлкнула Сна по носу. Зло клацнула зубами.
— Укушу! — пригрозила.
Вздохнув, Сон пересказал ей события минувшего вечера.
Лета ничего не ответила. Просто крепче обняла брата, поцеловала его лоб.
По-сестрински тепло.
— Ты действительно решил исчезнуть?
Сон кивнул.
— И это не может подождать?
— Сама понимаешь: подождёт до завтра. До послезавтра. До после-после завтра. А там и вовсе забудется. Верно ведь говорят: всё, что не сделано сразу, не сделано никогда. Что там с твоим сатанистом?
Лета потупила взгляд.
— Сама разберусь. Я всё понимаю, братец. Лишь бы тебе было весело. Ты хотя бы знаешь, куда идти?
— Да. Я изучал карты этого маршрута. Примерно знаю, как туда добираться.
Лета одарила его нежной улыбкой и ласковым, тёплым взглядом. Поглаживала его голову, будто опекая его. Защищая.
— Это будет нелёгкий путь, братец.
— Знаю, сестра. Знаю.
Сказав это, он прижался к ней. А она — к нему. И так они лежали. Под монотонное жужжание кулера, что охлаждал ноутбук. Под шум тишины. Лежали в обнимку. Даря друг другу своё тепло. Согревая друг друга. В тишине и покое. Давно забытые, презираемые миром отношения. Детская, ни к чему не ведущая игра. Люди должны трахаться, чтоб продолжать свой род. И продолжать свой род, чтобы трахаться. И они понимали это — но, тем не менее, им это было не нужно. Не здесь. Не сейчас. Любовь брата и сестры — она иная. Она священна. Непорочна. И нечего её осквернять чьими-то больными фантазиями. Если кому не понять — пускай пройдёт мимо и не зевает. Сочувствующий поймёт. Шут посмеётся.