— Да, — как можно спокойнее ответил парень.
— Не рад мне? — сухой, немного недовольный тон.
Напряжение. Снова напряжение, новое испытание. Нужно успокоиться.
«Она — друг. Она друг, — повторяет себе он».
— Нет, почему же, наоборот, — с улыбкой ответил юноша. — Извини, что так взволнован. Просто…
Смешок на той стороне линии.
— Ничего, солнце, можешь не продолжать. Всё понимаю. Так тебя когда ждать? Решил уже? Где ты вообще?
— В Трансильвании, — брякнул первое, что пришло на ум.
Полина рассмеялась.
— Тоска по дому замучила?
— Типа того. Дай мне ещё три дня, пожалуйста.
Тяжёлый вздох, молчание.
— Не выйдет, Сон. Я завтра в ночь уезжаю. Не знаю, когда ещё буду в Харькове.
В глазах потемнело, спёрло дыхание. Лоб покрылся испариной.
— Завтра? — запинаясь, переспросил парень.
— Дождаться тебя?
— Буду днём, — ответил Сон. — Жди.
— Извини, пожалуйста, — грустно ответила девушка. — Если у тебя есть планы, не стоит их нарушать из-за меня.
— Всё в порядке, — успокоил её он. — Я буду, жди.
Тяжёлый вздох на другой стороне.
— Хорошо, солнце. Я уже говорила, здесь есть один человек, который очень хочет познакомиться с тобой. Она читала тебя, и ты ей очень понравился. Было бы классно вас познакомить.
— Как скажешь, — грустно усмехнулся Сон. — Тогда до завтра?
— До завтра, — попрощалась Полина.
Звонок окончен.
Сдавленный всхлип. Сон сжался и закрыл лицо руками. Больно укусил губу, чтобы успокоиться, до крови. Приказ есть приказ. Он не может противиться ей. В сознании всплыл пьянящий образ бесконечно зелёных волос цвета яда, игривая улыбка и прищуренные хищные глаза, маленькие чуткие руки, манящий взгляд. Она зовёт его — и он не в силах отказать. Тем более теперь, когда пообещал. Как сказать это Адольфу в лицо? Как быть с Мальцем? Ведь — ведь, чёрт возьми, он не хочет уходить отсюда. Всё ещё слишком рано. Всё ещё нужно оставаться здесь. Он обещал, что будет с ними хотя бы до тех пор, пока Адольф не закончит портрет. А теперь времени осталось ничтожно мало. Но мальчику нельзя волноваться. Если сказать ему прямо, это может убить его.
Тихий хрип гнева, исполненный ненависти и жалости к себе.
Тряпка. Где ему до этих демонов и графов, что чаруют невинных девиц. Сам немногим лучше. Поманили — и уже готов явиться по первому зову. Безвольная тряпка.
Нужно успокоиться. Нужно взять себя в руки и вернуться к Адольфу. Нельзя терять ни минуты.
Ноги отказывают. Мир слишком тяжёлый, чтобы подняться. Но надо преодолеть себя. Он сам выбрал этот путь — и пройдёт его до конца, как бы больно ни было.
Не помня себя, он вернулся в мастерскую и тихо сел на своё место у окна.
— Что-то случилось? — спросил Адольф взволнованным голосом. — Ты расстроен.
Сон покачал головой.
— Продолжайте, мой Фюрер. У нас ещё много дел.
Мальчик грустно кивнул.
— Я всё понимаю, Сон. Тебе ведь нужно уезжать, так? Тебе поэтому звонили?
Прямой волевой взгляд печальных серых глаз. Робкая улыбка в надежде услышать «нет». Зачем обманывать его сейчас, если вечером всё раскроется? Лучше сказать правду. Но как это сделать?
Адольф понурил голову, затем выдавил из себя улыбку.
— Ничего, я постараюсь к вечеру закончить. Я умею терпеть, поэтому мне не больно. Мне нельзя волноваться, поэтому я спокоен. Всё хорошо, Сон. Я вижу, что ты не хочешь уходить. Этого достаточно. А теперь сядь ровно: надо работать.
Как камень с души свалился. Боже, что за ребёнок! Этот тихий голос, не выражающий почти никаких эмоций, печальная улыбка — и спокойный, уверенный взгляд. И сильные, такие же уверенные руки, которые всё так же ровно и спокойно продолжают выводить новые линии на холсте, добавлять детали. Без спешки, без волнений, аккуратно и методично. Сколько же силы в этом мальчике! Сам бы он на его месте разрыдался. А Адольф — что ему сделать. Эмоции — вещь, которая может его погубить. Поэтому он нашёл в себе силы отказываться от них, и если выпускать наружу — только такие, которые могут принести радость.
— Ты ведь вернёшься, когда закончишь со своими делами? — не отрываясь от работы спросил мальчик.
— Конечно, — ответил Сон.
Он хотел добавить что-то ещё, но волевой жест Фюрера оборвал его.
— Молодец, отставить разговоры.
Парень мысленно усмехнулся: он снова прежний, увлечённый своим делом, даже не старается — а действительно ни капельки не грустит, потому что нет времени для грусти.