Он был ребёнком в мире взрослых, и ей это нравилось.
К тому же пытаться рационализировать эмоции — самое последнее дело. Логика и чувства — настолько разные материи, что не стоит их совмещать. Если попытаться подчинить чувства логике, следует очень постараться, чтобы не сломать и не уничтожить их.
Потому что логика — это про рационализацию, а чувства — это про бессознательное. Объяснить же чувства логикой, не подменяя понятия и оставляя всё на своих местах, и называется психологией. Но едва ли Полина была склонна к подобному. Для себя она поняла, что, если начнёт копаться в себе и объяснять свои действия, то либо сопьётся, либо повзрослеет. Ни то, ни другое ей не нравилось. Счастье — оно может быть простым, если не заморачиваться и не искать всему причину.
И, судя, по всему, Сон разделял абсолютно противоположную точку зрения. А этого она боялась больше всего.
Боялся этого и Сон. И пары часов хватает для того, чтобы узнать человека. А нескольких дней — тем более. Что если вдруг они уже сейчас поймут, что им не о чем говорить, не о чем молчать — и, хуже всего, они совсем неинтересны друг другу?
Не проверить — не узнать.
Сон сделал над собой усилие и, закрыв глаза, склонил голову.
— Спасибо, — прошептал он. — Спасибо тебе.
Вместо ответа девушка привстала и опустила стол, тем самым обратив два отдельных сидения в одну койку. Парень помог ей, слегка коснулся ладони — и тут же одёрнул её. Полина покачала головой и погладила его руку. Тот снова напрягся, как от удара.
— Совсем дикий волчонок, — улыбнулась девушка. — Хочешь в тамбур? Свежим воздухом подышим.
— Там же всё прокурено, — возразил Сон.
— Тем лучше, — подмигнула Полина. — Пойдём, не бойся.
Снова всё превращается в какой-то фарс.
Сложно, невозможно поверить в происходящее.
Шум колёс заглушает мысли, проносящийся за окном мир отвлекает внимание. Смотреть бы туда вечно, слиться с ним, уйти от реальности — но нет, нельзя. Попытки раствориться в общем бессознательном всегда оканчивались крахом для любого, кто пытался так сделать.
— Скажи, — спросил Сон, — как ты смогла достать билеты?
— Филин помогла, — пожала плечами девушка. — У тебя же всё на виду лежит, ты никогда не заботишься о своей безопасности. Слишком открытый, слишком беззаботный и добрый. Или наивный. Всё на виду, всё нараспашку.
— Эй, это было обидно! — поджал губы Сон.
Полина снова рассмеялась и покачала головой.
— На правду не обижаются. Идём? — снова протянула руку.
— Ты иди, я присоединюсь позже.
Полина погрустнела и тяжело вздохнула:
— Как хочешь.
С этими словами она поднялась с койки и пошла вдоль тесного и затхлого вагона.
Уже в тамбуре девушка прислонилась к стене и опустилась на металлический пол.
Железные стены давили её. Хотелось чем-то закинуться, да марки под рукой не было. А ведь сейчас — самое то для бэд-трипа, она ему будет даже рада. Почему, почему, чёрт возьми, ко всему, чего она касается — умирает? Либо влюблённые рабы, либо озлобленные бывшие, ничего больше. Она ведь хотела отдохнуть, провести эти дни вместе с человеком, который рад ей, который искал её — и вот результат. Ни взглянёт на неё, ни заговорит — ничего. Всё время в себе, в своих мыслях. Неужели она и его сломала? Чёрт, слишком шумно, слишком противно от всего. Снова сердце ноет от подступающей, захлёстывающей волны ненависти ко всему, и прежде всего — к себе. Ничему она так и не научилась, только ломать и причинять боль. По глазам же видно — влюблён в неё. Влюблён и испуган. Сжимается от страха, постоянно ждёт удара, не знает, что сказать, всё время на нервах — и сам всё это прекрасно осознаёт.
Накопленный гнев выплеснулся ударом кулака о металлическую стену.
От тоски и горечи хотелось выть.
«Почему люди такие сложные, почему они забивают голову страхами и неуверенностью в собственных силах. Что мешает просто брать и радоваться тому, что есть сейчас, а не думать о возможных „а если?“. Зачастую именно это „а если?“ всё портит и себе и другим».
От нахлынувшей вспышки ярости Полина сдержалась лишь потому, что её одиночество нарушили. Нужно прийти в себя.