Глава LVI.
Светлое небо после ненастья
Клейтон должен был по некоторым делам бывать в Нью-Ирке. Он никогда не уезжал из своей колонии без того, чтоб не привезти Милли какой-нибудь подарок от её старинных друзей. При нынешней поездке он нашёл Милли в небольшом уютненьком домике на одной из загородных улиц Нью-Йорка, окружённую группой детей, между которыми были чёрные, белые и краснокожие. Она собрала их на улицах, вывела из нищеты и теперь оказывала им всем внимание и ласки матери.
— Ах, Бог мой! Мистер Клейтон! Как я рада! — с искренней радостью говорила она, отворяя дверь нежданному гостю, — здорова ли мисс Анна?
— Слава Богу, Милли. Она посылает тебе вот этот свёрток; в нём ты найдёшь что-нибудь от Гарри, Лизетты и всех твоих друзей в нашей колонии. Да неужели это всё твои дети, Милли?
— Да, мистер Клейтон, мои и Божьи; это уж вторая дюжина; первая при местах и поживает себе довольно хорошо; я наблюдаю за ними и от времени до времени посещаю их.
— А как поживает Томтит?
— Ничего, прекрасно; благодарю вас, сэр. Он сделался хорошим христианином, присоединился к пресвитерианской церкви, поступил в одно благотворительное общество и живёт хорошо.
— У тебя, я вижу, тут есть и чёрные, и белые? — сказал Клейтон, бросив взгляд на детей.
— Слава Богу, есть, сказала Милли, кротко посмотрев на группу; я не различаю цвета; мне всё равно; белые дети также хороши, как и чёрные: и я одинаково люблю и тех, и других.
— А не приходится тебе думать иногда, что этот труд в твои лета довольно тяжёл?
— Ах, что вы, мистер Клэйтон, за что тяжёл? Это моё удовольствие, слава Богу, что есть деньжонки! — сказала она, смеясь. — Я надеюсь пристроить и эту партию, и потом набрать другую. Для меня это истинное наслаждение. Сердце моё болит с тех пор, как от него оторвали моих родных детищ. Чем старее становилась я, тем больше о них горевала; но когда приняла детей к себе в дом, мне стало гораздо легче. Я всех их называю моими; теперь у меня множество детей.
Мимоходом скажем нашим читателям, что Милли в течение своей жизни, при скромных средствах, добываемых трудом, взяла с улицы, вырастила и пристроила на хорошие места не менее сорока, совершенно бедных, бесприютных детей. Это обстоятельство справедливо. Одна негритянка, известная под именем тётушки Кэти и бывшая в молодых летах невольницей, учредила в Нью-Норке для неимущих детей первую воскресную школу.
По приезде в Бостон, Клейтон получил записку, написанную прекрасным женским почерком. В этой записке Фанни, выразив признательность свою за внимание Клейтона к ней и к её брату, просила его провести с ними денёк в их коттедже, вблизи от города. На другое утро около восьми часов Клейтон летел по железной дороге мимо зелёных полей и бархатных лугов, испещрённых цветами и окаймлённых стройными тополями, в одну из прелестнейших деревень в Массачусетсе. На станции И... он, по данным указаниям, поднялся на возвышение, откуда открывался восхитительный вид и, между прочим, одно из тех очаровательных озёр, зеркальная синева которых проглядывает почти в каждом ландшафте Новой Англии. Здесь, в глубине цветущих деревьев, стоял небольшой коттедж, в готической архитектуре которого сельская причудливость сливалась с фантастическою красотою. Маленький портик поддерживался кедровыми, покрытыми корой, столбами, вокруг которых вились пышные, расцветшие розы. От портика деревенский мостик, перекинутый через овраг, выводил к павильону, построенному, как гнездо, на ветвях огромного дуба, стоявшего внизу, в глубине оврага. В то время, как Клейтон поднимался по ступенькам портика, из павильона навстречу ему выбежала молоденькая девица в белом утреннем наряде. Быть может, читатели наши, по гладким каштановым волосам, по большим голубым глазам и но стыдливому румянцу, узнали в этой девице нашу подругу мисс Фанни; а если нет, то вероятно им знакомы весёлые звуки « хо! хо! хо», которые выходят из портика, вместе с нашим старым другом Тиффом, в степенном чёрном фраке и белом галстуке.
— Господь с вами, мистер Клэйтон. Какое счастье видеть вас! Вы приехали навестить мисс Фанни! Да, теперь она получила наследство и купила дворец, какой должна была иметь. Ха, ха! Старый Тифф всегда это знал! Он видел это! Он знал, что Господь не оставить их,— и не оставил. Хо! Хо! Хо!
— Да, — сказала Фанни, — иногда мне приходит на мысль, что перемена наших обстоятельств не столько радует меня, сколько дядю Тиффа. Впрочем, пора и успокоить его: он много трудился для нас. Не так ли, дядя Тифф?
— Полноте, мисс Фанни, когда я трудился? — сказал Тифф, стараясь скрыть душевное волнение, — а если и потрудился, так за то теперь ровно ничего не делаю; слава Богу, что не даром потрудился. Мастер Тедди сделался высоким и прекрасным молодым джентльменом, и теперь в коллегии. Только подумайте об этом! Пишет латинские стихи! Славная страна! Здесь вокруг нас есть такие фамилии, которые ни в чём не уступят фамилиям Старой Виргинии; и мисс Фанни знакома с лучшими из них.