Она выпрямилась в кресле и принялась взбивать сумку, ту, что поменьше, рассчитывая сотворить из нее подушку. Потом сунула ее между плечом и окном, становящимся все холоднее и холоднее.
А студент Деннис сказал студенту Ларсену:
— Таким образом, поднимается вопрос о вторжении государственных служб в частный сектор и о последствиях этого. До каких пределов может дойти общество в стремлении поддержать порядок?
Ответ второго студента явно можно было бы найти в том же учебнике. Разговорившись, студенты перестали обращать внимание на медсестру. Остальные пассажиры вернулись к своим газетам, книгам или дреме.
То клюя носом, то маясь от неизбежной скуки, Мерси и не знала, сколько прошло времени, прежде чем она снова услышала хлопки и стуки — те, которые, как ее заверили, производил пневматический молоток. Но на сей раз, взглянув на уже черные горы и долины, Мерси поняла, что находится значительно выше каких-либо молотков и прочих орудий труда. Там, внизу, она разглядела штрихи и вспышки других огней.
Все остальные пассажиры тоже проснулись и в напряженном молчании наблюдали за происходящим на земле, все, за исключением старичка, мирно похрапывающего на плече жены. Но даже она вытянула шею, пытаясь, как и прочие, разглядеть в оконце поверх головы супруга, насколько близки они к зоне боевых действий.
Капитан, обычно словоохотливый и полный энтузиазма, молчал. Мерси видела его сквозь щель в занавеске, отделяющей рубку от пассажирского салона; в свете тусклых ламп кабины девушка разглядела, что костяшки его сжимающих штурвал пальцев белы как мел. Капитан бросал нервные взгляды на помощника, чье внимание полностью поглощало что-то, творящееся внизу. Неожиданно второй штурман обернулся и зашипел членам экипажа в хвосте:
— Все огни, все до единого потушить — живо!
Щелканье расстегиваемых ремней громом прогремело в гробовой тишине салона, и двое мужчин заметались из угла в угол, выдирая провода ламп, озарявших «Зефир» тусклым электрическим светом.
Гордон Рэнд спросил своим обычным тихим и невозмутимым голосом:
— Наверняка они нас не увидят, на такой-то высоте?
— Они нас увидят, — ответил капитан так же тихо, но отнюдь не спокойно. — Для этого им стоит только поднять головы. Проблема в том, что им незаметна надпись, извещающая, что мы гражданский транспорт. Мы думали, что далеко обойдем места боев, и оставили тяжелое оборудование для внешнего освещения на станции.
— Так они нас засекут? — вопреки всякой логике, но в соответствии с напряженностью обстановки прошептал Ларсен.
— Надеюсь, нет, — поспешно проговорил капитан. — Я поднимусь еще выше, так что нас не услышат, если мы запустим двигатели. Нужно побыстрее убираться из их воздушного пространства.
— А что мы вообще делаем в их воздушном пространстве? — язвительно поинтересовался мистер Рэнд.
На это первый помощник ответил так:
— Мы здесь не специально, английский ублюдок. Янки, видать, осуществили серьезный бросок в промежуток времени между сегодняшним утром и сегодняшним вечером. Картер говорит, что не может быть, чтобы они продвинулись так далеко, если только мы не сбились с курса…
— Я знаю, что говорит Картер! — прорычал капитан. — И с курса мы не сбивались. Господи боже, мы огибаем южные отроги Дымчатых гор, а тут битва — она, похоже, добралась сюда быстрее, чем телеграмма из Ричмонда.
Студенты прижались носами к стеклу, как мальчишки, разглядывающие рождественскую витрину. Они действительно улыбались, возбужденные в той же степени, в какой Мерси тошнило. Она никогда не была на фронте — ни на стороне Конфедерации, ни вообще, — и от осознания того, что фронт лежит сейчас прямо под ней, невыносимо ломило голову.
Впереди проснулся старичок и громко спросил:
— А что происходит?
Мерси подавила желание шикнуть на него, а Гордон Рэнд нервно махнул рукой со словами:
— Сэр, пожалуйста.
— Они нас не слышат, — проговорил один из членов экипажа.
Все понимали, что это правда, но никому не хотелось искушать судьбу, вознесшую их в небеса.
Внутри «Зефира» было темным-темно, как в пещере. Только скудный лунный свет, пробивающийся сквозь облака, чуть разбавлял мрак. Пассажиры едва видели друг друга, хотя и обменивались тревожными взглядами, ища на лицах спутников признаки спокойствия, но находя лишь слабость, бледность и нахмуренные брови.