Наконец пошевелился и Сивый. Вовремя — я уже собирался пнуть его. В мои планы не входило торчать здесь до посинения.
— Паскуда ты гнилостная, Неждан, — сказал он мне. — Я, кажется, плечо вывихнул. Или вообще сломал… Да ещё в мозгах сотрясение…
— Не льсти себе, — сказал я, — сотрясать там нечего. А плечо тебе выправят забесплатно. Теперь для тебя в ближайшие лет пятнадцать — казённый кошт. Привыкай заранее.
В разговор вступил арбалетчик:
— А дверь?
— Что — дверь? — уточнил я вежливо.
— Ты мне её сломал! Платить кто будет?
— Понятия не имею. А ты серьёзно хочешь поставить этот вопрос? Ну, давай прикинем. Ты укрывал вора-рецидивиста в бегах. Отказался выполнить законное требование ловца, находящегося при исполнении. Пытался всадить мне стрелу в башку. Короче, все козыри — у тебя. Так что да, теперь можешь требовать материальную компенсацию. Удачи, земляк.
И тут из угла раздалось хихиканье, старчески-дребезжащее. Мы втроём, не сговариваясь, повернулись туда, к старухе в потёртом кресле. Та, вынырнув из транса, ощерилась и наставила на меня крючковатый палец:
— Ты ему не земляк!
— Вы удивительно прозорливы, сударыня, — сказал я. — Действительно, я приехал издалека, из другого города.
— Хитрый брехливый пёсик, — произнесла она со смешком. — Про город мне не рассказывай. Я же вижу, ты под другой луной тявкал ещё недавно…
Надо признать, она меня удивила. Нахмурившись, я окинул её более внимательным взглядом. И заметил одну деталь, на которую сразу не обратил внимания.
Старуха носила серьги — примитивные, без малейших ювелирных изысков. Просто круглые блямбы из тёмного серебра, прилегающие к мочкам ушей. Это выглядело как старые, захватанные монеты.
При этом они мерцали — призрачно, едва уловимо.
Мерцание имело тот же голубоватый оттенок, что и луч на лестничной клетке. Привязка к луне — стационарная, постоянная, поэтому видимая в оптическом спектре (пусть не для всех, а только для имеющих дар).
То есть бабка стянула лунные линии к своей голове, замкнула их на свой разум.
И это было нечто из ряда вон.
Лунная тяга пригодна для механического движения. Она может усилить тело или искусственную конструкцию — скажем, двигатель. А может, наоборот, их разрушить, даже взорвать, как это случилось с зеркалом в коридоре.
Но к разуму её допускать нельзя.
Абсолютный запрет.
Табу.
Мне доводилось слышать об экспериментаторах, которые его нарушали. Все они надеялись получить невиданные возможности, запредельную силу — но вместо этого получали мозги, сварившиеся вкрутую. Разум просто не приспособлен к такой нагрузке, у него другая природа. Так мне объясняли специалисты-профи.
А тут вдруг…
Да, с головой у бабки проблемы, это понятно. И в то же время она играючи, походя расщёлкала мой секрет, который я берегу уже больше года…
— Несчастный пёсик, — проскрипела старуха. — Сам-то хоть помнишь, кто ты такой? В отражении себя узнаёшь? Вот глянь-ка…
Она повернула ко мне своё круглое зеркальце — небольшое, размером с блюдце. Зная уже, какую подлянку могут таить отражающие поверхности в этом доме, я резко отвернулся и заслонился рукой.
Но нет, старухино зеркальце не превратилось в фонтан осколков. И вообще не последовало никаких калечащих трюков — потолок на меня не рухнул, дощатый пол не провалился с треском.
Я даже не разглядел, что, собственно, отразилось в зеркальном «блюдце». Взгляд зацепился за него рефлекторно, но лишь на долю секунды. Вроде бы показалось, что отражение отличается от реального интерьера вокруг меня. Никаких деталей, однако, я зафиксировать не успел — и это меня порадовало. Картинки от психов мне были ни к чему.
Снова задребезжал старушечий смех. Быстро и осторожно, из-под руки я глянул на сумасшедшую. А она смотрела уже куда-то мимо меня, в окно. Я больше её не интересовал, судя по всему. И к зеркальцу она тоже утратила интерес — оно валялось у неё на коленях, тыльной стороной вверх.
Весь этот балаган начинал мне надоедать.
— Вставай, Сивый, — сказал я. — В участке тебя заждались.
— А вот выкуси. — Он сидел на полу, привалившись к шкафу. — С места не сдвинусь, тащи хоть волоком.
— Так и сделаю, если будешь кобениться. Возьму за ногу и потащу по лестнице. Все ступеньки пересчитаешь башкой. Оно тебе надо?
Он засопел и кое-как поднялся. Проковылял в прихожую, снял с крючка замурзанный полушубок и натянул его, кривясь от боли в плече. Рука у него теперь работала плохо, но это был всё-таки не вывих — просто ушиб. Ну, хоть в этом смысле ему сегодня чуть-чуть свезло.