6
В солнцезащитных очках, которые мне одолжила Света, совершенно не пострадавшая от наших ночных излияний, не было видно не только моих чудовищно опухших глаз, более того, не было видно половины моего лица и в целом всего вокруг – в тёмных очках в вечерних сумерках передвигаться было вообще сложно. Несмотря на все уговоры друзей, я упрямо решила переждать осаду в родном доме, и теперь пугала своим видом людей в автобусе. Симонов предупредил, что мой профессор был настойчив в расспросах о моей персоне в свойственной ему нетерпеливой манере дознания, и, учитывая, что больше суток я не выходила на связь, наверняка захочет штурмовать моё неприступное жилище. Но я буду готова дать отпор! Наверное… С этим подлым и обольстительным чудовищем нельзя никогда быть уверенной в своих силах. Вон, все становятся жертвами его обаяния… Даже вон… та… она… Вспомнился вчерашний вечер и эта случайная встреча… О нет! От заботливо подкинутых памятью воспоминаний захотелось выть, окружающие меня люди лишь с трудом удержали меня от публичной истерики. Но уже выйдя из автобуса и добравшись до дома, я всё же не выдержала и от души поревела на лавочке возле подъезда, стараясь не нарушать чужой покой слишком громкими всхлипами.
Ключ в замочной скважине провернулся почти беззвучно, но из своей комнаты всё равно выглянул с заинтересованным видом брат.
– Объявилась-таки. – Костя скептически оценил скрывающие моё лицо очки и заботливо уточнил: – Минералочки?
– У меня нет сил на перепалки, найди себе другую жертву, а может даже лучше жену. Все будут счастливы, ну, кроме, конечно, этой слепоглухонемой бедняжки.
– Слабенький пас. – Костя сочувствующе покачал головой. – Ты действительно не в лучшей форме. Приходи в себя, мы ещё вернёмся к нашим взаимным оскорблениям.
– Иди к чёрту, – я это выдохнула почти беззвучно, умудрившись всё же разуться, не наклоняя головы, которая грозила распасться на молекулы от любого незначительного напряжения, и нырнула в свою комнату, повалившись на постель, даже не раздеваясь.
Я собиралась в таком положении провести весь оставшийся вечер, а может, заставив себя уснуть, и всю ночь, но представила своё лицо, которое никаким чудом не могло прийти в норму своими силами, а потому с аккуратностью и осторожностью, достойными сапёра, я, стараясь, шевелить лишь рукой, нашарила в прикроватной тумбочке какую-то охлаждающую маску, из тех, что не раз спасали меня после бессонных ночей над конспектами или под профессором… Грешные мысли! От этих внезапных воспоминаний, бросивших меня в жар, а затем от чудовищной боли в районе сердца, которое было явно вдребезги, я решила, что мне придёт немедленный, бесславный мой конец, но предательский организм выдержал и это, а я, сдержав очередную порцию слёз, коих у меня в запасе было ещё великое множество, распотрошила упаковку с маской и, скинув очки куда-то в сторону, начала разглаживать холодную, пропитанную кремом ткань на лице. В абсолютной тишине своей комнаты под успокаивающее охлаждение я не заметила как задремала, проснувшись только в тот момент, когда рядом на постель кто-то взгромоздился, напугав меня этим до смерти и заставив подскочить на месте, за что моя голова тут же отомстила пронзительной болью. Рядом, закинув обе ноги на покрывало, восседал мой братец с явно ошарашенным видом из-за моего сеанса нижнего брейк-данса, устроенного как раз по вине Кости, державшего в руках одну из моих масок для лица, ещё не вскрытую.