Ну, ну, теперь саблю… саблю… вот так… достойно, с презрением, но не слишком, слегка презрительно, давай, Мишель.
Мишель машинально протягивает свою воображаемую саблю Мотлу, а тот ломает ее резким движением.
(Не дыша.) Хорошо… выжди… Теперь давай, спокойно, четко, отчетливо, себе одному: «Я невиновен».
Мишель, все больше сосредоточиваясь на чем-то своем, некоторое время молчит, потом на выдохе.
Мишель. Почему он закричал «Да здравствует армия»?
Морис. Чего?
Мишель (тем же тоном). Почему он закричал «Да здравствует армия»?
Морис. Почему? Почему? Почему ты не произносишь свою реплику, вместо того чтобы задавать вопросы?
Мотл (застенчиво). Знаешь, Морис, все-таки я убежден, что с костюмом, с аксессуарами…
Морис. Да, да, не стоит повторять, надел костюм — и все получилось!..
Арнольд (со своего места у печки). Возможно, что Мишель при всем своем желании не может играть роль Дрейфуса… недостаток опыта…
Морис. Ну, пошло, загублен вечер…
Арнольд (Мишелю). Не сердись, Мишель, я говорю, что думаю, я-то никогда ничего не говорю за глаза!..
Зина (также со своего места). А кто, скажи, пожалуйста, говорит здесь за глаза?..
Арнольд. Я только хочу сказать, что если у Мишеля не получается, так это, может, потому, что он не в состоянии сыграть эту роль… Это большая роль, великий персонаж, а великие персонажи — это… это трудно… капитан — так это капитан!.. даже если и еврейский. А дебютант — это дебютант, даже если и еврейский…
Мотл. Кто же, по-твоему, мог бы его сыграть?
Арнольд. Ну, не знаю, актер более опытный, более блестящий, с выправкой, с некоторой врожденной элегантностью… Словом — капитан!..
Мотл. Ты, например?
Арнольд. Я?.. Впрочем, да, почему бы и не я?
Мотл. Конечно, уж ты-то все можешь сыграть…
Арнольд. Все? Нет… Но многое! Кстати, не хочу хвастать, но, когда Морис Шварц увидел меня в роли отца в «Сыне-убийце», он отвел меня в сторону, чтобы не огорчать других, и сказал: «Арнольд, ты лучше всех…» Так и сказал!..
Мотл. Он не отводил тебя в сторону!..
Арнольд. Нет, он отвел! Чтобы не огорчать других!..
Мотл. Нет, я ведь там был, он сказал тебе в точности и при всех следующее: «Арнольд, ты лучше всех в северном пригороде Вильно».
Арнольд (сердясь). Он ничего не говорил о пригороде, ни о северном, ни о вильнском, к тому же дело происходило в Люблине…
Мотл. В Люблине, да, да, именно там… именно в Люблине он и сказал тебе про северную окраину Вильно!.. (Смеется.)
Арнольд. Он сказал: «Ты — лучше всех», не уточняя.
Мотл. Я был там, Арнольд, был… Он покатывался со смеху, а ты ведь хотел сыграть мрачную драму. Почему, как ты думаешь? Почему?
Арнольд. Он не смеялся, пан мой, нет, он скрывал свою взволнованность. Он был потрясен, почти рыдал…
Мотл. Да, от смеха!.. Чуть не помер. Жена стучала ему кулаком по спине. Я же был там, говорю тебе, был… Он задыхался от смеха…
Арнольд. Перестань, Мотл, остановись. Когда со мной заходишь слишком далеко, рискуешь жизнью… Не шути с огнем… Я-то лично артист, и настоящий. Я-то лично существую ради моего искусства! Искусства моего не трогай, не то…
Морис. Ладно, ладно, может быть, продолжим репетицию…
Арнольд. Прости меня, Морис, я несколько погорячился, но, видишь ли, Мишель, это так просто — сыграть капитана, совершенно незачем морочить себе голову и пытаться сварить собственную селезенку в отваре для рыбы. «Я чувствую персонажа, я его не чувствую…» Что это означает — «чувствовать» персонажа? Никогда я ничего не чувствовал… однако это не помешало мне сыграть множество ролей… Чувствуют, как пахнет селедкой, а персонажей не надо чувствовать… Капитан, так ты кричи, давай команды…
Делает жест, будто машет саблей, и кричит.
«По моей команде, заряжай! В штыки! На врага!» «Смерть сволочам!» Вот так, ничего другого не нужно. «Сабли наголо», «Вперед», «Ко мне, легион» и так далее.
Мишель. Да, но здесь его разжалуют, швыряют в тюрьму и всякое такое… Он не может…
Арнольд (прерывая его). То же самое, совершенно то же самое…
Напыщенно восклицает, помогая себе жестами, чрезвычайно театральными.