Рот разлепить было сложно. Тем не менее, чувствовала я себя спокойно. Сердце билось тяжело, но равномерно. Вот только лицо было бледным, так мне казалось.
— Я подышать выходила, Лен. Что-то не очень хорошо себя почувствовала.
— Так ты и выглядишь, как привидение, — кивнула та. — Нет, чтобы сказать! До аптеки бы дошли, чего сбежала-то без слов? Завтра вместе на обед сходим.
Я кивнула.
Уставилась на монитор, который теперь почему-то казался незнакомым. Каким-то чужим. Взгляд упал на картинку старинной площади. Медленно, стараясь унять дрожь в руках, я первым делом сменила заставку на рабочем столе. Обратно на зеленый листок, покрытый росой.
И собрав все внутренние резервы, молчаливая, словно статуя, каким-то образом продержалась в офисе до вечера.
Мама читала книгу, сидя на диване. В квартире было тихо, тикали часы, молчал телевизор. Я осторожно подошла и уселась рядом в кресло.
— Мам?
— М-м-м…
— А я когда-нибудь была странной?
Мать отложила книгу и посмотрела на меня серыми проницательными глазами. Лицо ее и в пятьдесят один год не потеряло привлекательности, а в русых волосах почти не просвечивала седина. Она была не полной, но и не худой, хорошо сложенной женщиной. И в кого только я уродилась такой пышной? Наверное, в отца, которого совсем не помнила. Он ушел рано — разбился на машине. Мне не было и двух.
— Не пойму тебя, Дин, ты о чем?
— Может быть, когда я была маленькой, за мной водились какие-нибудь странности, которых не было у других?
Мама на мгновенье задумалась. Потом улыбнулась: немного удивленно, немного растерянно.
— Ну-у-у-у… Икала ты по ночам часто. И если чихала, то много раз подряд, не как обычные дети. И разговаривать очень быстро начала, не в пример другим.
Я нахмурилась. Маловато отличий. Разговаривать многие начинали рано. И читать, и музыку сочинять. А про икоту вообще молчу. С миллионами, наверное, такая проблема случалась.
— И это все?
Она помолчала какое-то время, вспоминая.
— Ты прямая очень была, открытая. Любому могла сказать все, что на уме у тебя было. Мы смеялись часто над этим и удивлялись, конечно. Тебя было не унять.
Не то. Все мимо.
— А больше ничего?
— Нет, Дин. Вроде ничего. А почему спрашиваешь? Случилось что?
Я с каменным выражением лица рассматривала книжные полки. В стенке, что стояла напротив, книг было не меньше сотни. Мама любила читать.
— Мне просто кажется… — осторожно начала я, — что я чем-то отличаюсь от других. Знаешь, есть ощущение, что я… не как все.
— Нам всем иногда так кажется, поверь мне. И большим и маленьким. И причин вроде бы нет, а все равно кажется.
Она протянула рука и погладила меня по голове.
— А почему ты вдруг над этим задумалась?
— Да кто знает? — уклонилась я от прямого ответа — не время было посвящать в детали других, пока я сама не разобралась в происходящем. Потом я сделала еще один пробный выстрел. — А бабушка у нас тоже обычная?
— И бабушка обычная, — мать рассмеялась. — Ну, ты даешь! Какой же ей еще быть?
— Не знаю. Может, у нее есть какие-то способности?
— Способности? Ну, разве что деда из себя выводить!
Я хмыкнула. Да, бабуля у нас умела порой нудить так, что фашисты бы сами перевешались, лишь бы в одной комнате с ней лишней минуты не сидеть. Но это случалось только иногда, когда та была не в духе. И чем старее, тем спокойней и покладистей она становилась.
Я вздохнула и качнула головой, впервые обратив внимание на отложенную мамой книгу.
— А что ты читаешь?
— А, это? — она перевернула книгу обложкой вверх. — «Хоопонопоно» называется.
— Хоо… что? — удивилась я.
— Это гавайская методика исцеления внутреннего мира с помощью нескольких фраз. Вроде как и вокруг тоже может жизнь наладится, если часто слова эти повторять. Подруга посоветовала недавно.
Внутри меня что-то екнуло. Может быть, почитать потом, когда мама закончит? Чем черт ни шутит? Выходит, и мама изотерикой увлекается. Так, может быть, я все-таки в нее?
Если честно, хотелось быть «в кого-то». Тогда бы и странности объяснились просто, и по-детски можно было бы показать пальцем и сказать: «А это все она!», и тогда, вроде, не сама виновата.
Но видимо не судьба мне была так просто отделаться.
Вокруг была ночь.
А я сидела на берегу моря и перебирала пальцами округлые холодные камешки.
Какое море? Где находится? Я не знала. Только слышала, как волны набегают на берег, перекатывают мокрую гальку и уходят обратно в непроглядную мглу. Пенятся почти у самых ног.